Склянки пробили, и мы пошли прочь. Пока мы торопливо шли по причалу и вдоль стен дока, я выспросил у Гарри всё о его намерениях. Он сказал, что должен съездить в Лондон и в Бьюри-Сент-Эдмундс, но в течение какого-то времени он не может оставаться на одном месте и пока не может сказать почему, поскольку это ни в коем случае невозможно, и что меньше чем через неделю мы снова вернёмся в Ливерпуль и будем готовы к выходу в море. Но всё, что он сказал, было окутано тайной, что мне не очень нравилось, и даже сейчас я едва ли уверен, правильно ли всё это пересказал.
Дойдя до «Золотого Якоря», мы поднялись на этаж, где Гарри сразу привёл меня в свою комнату и начал разворачивать поклажу, чтобы найти подходящую для меня одежду.
Хотя он был на несколько лет старше меня, некоторые размеры у нас были одинаковые – если судить по некоторым вещам, но я был крупнее, чем он; таким образом, скоро нашедшиеся рубашка, жилет и панталоны подошли мне с небольшой натяжкой. Что же касается пальто и шляпы, то Гарри выбежал и купил их без задержки, вернувшись со свободным, стильным широким пальто и оригинальной фуражкой, очень опрятной, благородной и непритязательной.
Скоро и сам мой друг снял своё гернсейское платье и стоял передо мной, одетый в совсем простой костюм, который он нарочно купил этим же ранним утром. Я спросил его, почему он пустился в эти ненужные расходы, когда у него есть много другой одежды в багаже. Но он лишь подмигнул и посмотрел со знанием дела. Это мне тоже не понравилось. Но я стремился утопить дурные мысли.
Пока не стало довольно темно, мы сидели вместе и разговаривали. Затем, закрыв свой сундук на ключ и наказав домовладелице хорошо присматривать за ним, пока о нём не сообщат или не пошлют, Гарри схватил меня за руку, и мы отправились на улицу.
Прокладывая наш путь через толпы резвящихся матросов и скрипачей, мы повернули на улицу, ведущую к Площади Менял. Там, под тенью колоннады Гарри велел мне остановиться, затем оставил меня и пошёл завершать свой туалет. Удивившись тому, что он имел в виду, я встал в стороне, и вскоре ко мне присоединился незнакомец с усами и бакенбардами.
«Это – я», – сказал незнакомец, и кто это был, если не Гарри, который так изменил свой облик? Я спросил его своим дрожащим голосом, который попытался сделать весёлым, о причине и выразил надежду, что он не станет подделываться под джентльмена.
Он рассмеялся и уверил меня, что это всего лишь предосторожность, для того чтобы его не признали собственные хорошие друзья в Лондоне, поэтому он и воспользовался такой маскировкой.
«И зачем бояться своих друзей? – спросил я с удивлением. – Ведь мы же не в Лондоне».
«Тьфу! Ну что ты за янки, Веллингборо. Не можешь ясно понять, что в моей голове есть план? И эта маскировка только на короткое время, ты же понимаешь. Но скоро я тебе всё расскажу».
Я согласился, хотя и не совсем легко, и мы пошли дальше, пока не подошли к трактиру, возле которого взяли кэб.
Мы остановились там на ночь, а на следующий день уже ехали, кружась и извиваясь по бескрайним деревенским пейзажам, лугам и паркам, и по выгнутым виадукам, и по замечательным тоннелям, пока вечером с безумием и волнением напополам я не обнаружил себя брошенным среди газовых фонарей под большой крышей в Юстон-Сквер.
Наконец-то я в Лондоне и в Вест-Энде!
Глава XLVI
Таинственная ночь в Лондоне
«Нельзя терять времени, – сказал Гарри, – идём».
Он вызвал кэб, попутно назвав кучеру номер дома на некой улице, мы заскочили и поехали.
Пока мы неистово грохотали по тротуарам мимо великолепных площадей, церквей и магазинов, а наш кучер огибал углы, как конькобежец на льду, и весь Лондон ревел в моих ушах, и не было никакого конца кирпичным стенам, мне показалось, что Нью-Йорк – это деревня, а Ливерпуль – подвал для хранения угля, а я – это кто-то другой, настолько всё для меня выглядело нереальным. Моя голова вертелась волчком, мои глаза заболели от пристального взгляда, особенно на прохожих, вследствие моего стремления к быстроте, это, во-первых, с одной стороны и, во-вторых, из-за того чтобы не пропустить чего-либо; хотя, по правде сказать, я упустил многое.
«Стойте, – крикнул Гарри спустя долгое время, внезапно высунув свою голову из окна, – стойте! Вы что, не слышите, вы глухой? Вы проехали дом №40, я вам о нём говорил, вот он – высокие ступени, с фиолетовым фонарём!»
Заплатив кучеру, Гарри, приведя в порядок свои бакенбарды и усы и предложив мне принять праздный вид, сдвинул свою шляпу немного набок, затем, схватившись за руки, мы прошли в дом, безо всякого смущения; я давно не бывал в ка ком-либо изысканном обществе.
Это было некое наполовину публичное место для пышных развлечений и сильно превосходило всё, что я когда-либо видел прежде.