Наконец, главная философская мысль Достоевского, его завещание потомкам («если Бога нет, то всё позволено») опять-таки странно и загадочно звучит в устах чёрта, напоминающего Ивану Карамазову сюжет его когда-то сочиненной и позабытой им поэмы «Геологический переворот». В этой поэме снова звучат все те же мотивы, которые прозвучали в романе булгаковского Мастера и – шире – в романе самого Булгакова. Воскрес ли Иешуа Га-Ноцри? Об этом в романе Мастера нет ни слова! (Тот ли самый Иешуа или воскресший Бог присылает Левия Матвея к Воланду, неизвестно.) Чёрт Достоевского пророчествует: «По-моему, и разрушать ничего не надо, а надо всего только разрушить в человечестве идею о боге, вот с чего надо приняться за дело! (В булгаковской Москве эта идея о боге благополучно разрушенаАвт.) Раз человечество отречется поголовно от бога (…)? то само собою, без антропофагии, падет все прежнее мировоззрение и, главное, вся прежняя нравственность, и наступит всё новое. Люди совокупятся, чтобы взять от жизни всё, что она может дать, но непременно для счастия и радости в одном только здешнем мире. Человек возвеличится духом божеской, титанической гордости, и явится человеко-бог»
[103].Чёрт Ивана Карамазова говорит: человеко-бог, но надо читать: «антихрист». Или в случае с булгаковским романом – Сталин. Этот воплощенный на земле антихрист, кажется, и является в мир ради того, чтобы показать свою власть людям. Сталин, призрак которого незримо витает на страницах булгаковского романа, по замыслу писателя, должен быть безусловно наказан тем самым ангелом тьмы, которому Сталин продал свою бессмертную душу
[104]. Свита Воланда бесчинствует в сталинской Москве, чтобы поколебать мнимую власть антихриста и обозначить его скорую гибель. Так неожиданно нечистая сила, показанная Достоевским, органично переселяется на страницы булгаковского романа «Мастер и Маргарита».В этом же монологе чёрта Ивана Федоровича звучит мысль о любви, которая потом, в XX веке, тоже будет развита Булгаковым. Чёрт утверждает: «Всякий узнает, что он смертен весь, без воскресения, и примет смерть гордо и спокойно, как бог. (…) Любовь будет удовлетворять лишь мгновению жизни, но одно уже сознание ее мгновенности усилит огонь ее настолько, насколько прежде расплывалась она в упованиях на любовь загробную и бесконечную»… ну и прочее, и прочее в том же роде. Премило!
[105]. Парадокс в том, что в XX веке воплощением идей Ивана Карамазова (и чёрта как второй, низкой, его ипостаси) становится Мастер с его романом, так что поэма Ивана Карамазова «Геологический переворот» как будто превращается в черновик романа Мастера о Понтии Пилате, а любовь Мастера и Маргариты в булгаковской Москве сильно напоминает ту самую любовь, о которой пророчествует чёрт Достоевского. Это любовь лишенная бессмертия, когда в сумасшедшем доме умирает Мастер, а Маргарита умирает от сердечного приступа в своей московской квартире. И хотя они вроде бы находят приют в ином мире, но это только зыбкая, волшебная мечта Булгакова, наградившего своих страдающих героев тем, что они заслуживали. Волшебство могло произойти, а могло остаться грёзой, тогда как в реальности свирепствует смерть, уничтожающая возлюбленных.Если чёрт Ивана Карамазова – сравнительно крупная фигура, так как в нем есть масштаб и глубина философа, то недотыкомка Передонова, героя романа Ф.К. Сологуба «Мелкий бес», угнетает читателя своей ничтожностью. Недотыкомка Передонова – это тоже шизофреническая галлюцинация героя, но она рождена на почве его ненависти к людям. Недотыкомка – воплощение мелочности и ничтожности личности самого Передонова.
Сологуб, по существу, не изображает «нечистую силу» как таковую. «Нечистая сила» мерещится больной душе Передонова потому, что во всех и во всем он видит врагов. Роман «Мелкий бес» – это горькая и смешная история о ненависти человека к людям и к миру. Больная душа рождает чудовищ, почти таких же страшных, как на знаменитых офортах Ф. Гойи.
Недотыкомка (даже само название с приставкой «недо-» показывает нечто незавершенное, недовоплощенное, недоделанное и бесформенное) впервые является Передонову во время молебна при въезде в новую квартиру. Запах ладана кружит ему голову, и он видит недотыкомку – больную фантазию своей мрачной, подзрительной души: «Откуда-то прибежала маленькая тварь неопределенных очертаний – маленькая, серая, юркая недотыкомка. Она посмеивалась, и дрожала, и вертелась вокруг Передонова. Когда же он протягивал к ней руку, она быстро ускользала, убегала за дверь или под шкаф, а через минуту появлялась снова, и дрожала, и дразнилась – серая, безликая, юркая.
Наконец, уже когда кончался молебен, Передонов догадался и зачурался шепотом. Недотыкомка зашипела тихо-тихо, сжалась в малый комок и укатилась за дверь»
[106].