Реформы 90-х годов XX века в странах Восточной Европы. Опыт мирового кооперативного движения

К сожалению, позитивные сдвиги в теории СОФЭ, связанные с приближением ее к экономической реальности и преодолением узко-нормативного подхода, обернулись большими потерями как для нее самой, так и для экономической науки в целом. Речь, идет о том, что контуры второго варианта СОФЭ, ориентированного на более совершенные методы учета стохастичности, неопределенности, вероятности в протекании социально-экономических процессов, были использованы сторонниками стихийно-рыночных методов хозяйствования для реабилитации и легализации «теневой экономики» и новоявленных апологетов капитализма», для прямой дискредитации планового, регулирующего начала в развитии социально-экономических систем. Натиск гибельных для нашей страны процессов первоначального капиталистического накопления достиг высокой степени развития, а сами стихийно-капиталистические методы хозяйствования выдаются за контуры второго варианта СОФЭ. Самоцель капитализма – самовозрастание стоимости капитала – выдается за самоцель общественного развития, а накопление капитала – за подлинную» самоцель человеческого общежития. Между тем, как показал еще К. Маркс, самовозрастание стоимости существующего капитала находится в вопиющем противоречии с онтологической целью общественного развития, что и образует «настоящий предел» капиталистического способа производства.

Отождествление СОФЭ со стихийно-капиталистической экономикой – недопустимое насилие над логикой и историей. Экономический плюрализм, признавая относительную равноправность различных форм собственности и форм хозяйствования, не может отдавать себя полностью рыночной стихии, которая отнюдь ничем не лучше административной стихии, господствовавшей при командно-бюрократической системе хозяйствования. Стохастически протекающие социально-экономические процессы не тождественны стихийно-капиталистическим методам хозяйствования: они образуют особую область экономических процессов, представляющую собой специфические проявления человеческой природы, состоящей в обогащении духовного мира человека. Именно эта область человеческого поведения менее всего подвержена принципам рациональности и эффективности: духовная жизнь поднимает человека выше обычных земных наслаждений, возвышает его над миром рациональных экономических решений, зовет к переустройству мира. В сфере духовности особо сказываются стохастичность и вероятность человеческих устремлений.

Именно духовная компонента в структуре самоцели общественного развития заключает в себе возможность стихийных колебаний социально-экономических процессов и наиболее трудно» поддается математической формализации. Учет стохастичности при моделировании народного хозяйства как раз и предполагает вероятностную оценку мотивов человеческого поведения, не укладывающихся в рамки целесообразности и достоверности. Согласно установленному еще Ог. Курно двух рядов объективных явлений, одни из которых укладываются в рамки причинно-следственных зависимостей, а другие – развертываются параллельно и не пересекаются «без всякого заметного следа солидарности», – именно вторые представляют наибольшую трудность для математической формализации. От. Курно называет их беспорядочными и случайными, хотя они «множатся в неограниченном числе, как это беспрестанно и происходит в порядке явлений, совершающихся в природе и в человеческом обществе»[127].

Для теории СОФЭ центральной идеей должно быть различение социально-экономических процессов, отвечающих законам «по природе», и процессов, совершающихся «по совпадению». Это различение двух родов (сфер) протекающих процессов позволяет определить «целесообразную закономерность» (пусть даже вероятностного типа) от стихийных, случайных процессов, не соответствующих человеческой природе органическим образом. Стохастичность не есть синоним субъективно привносимых связей и зависимостей: дуализм социально-экономических процессов отнюдь не означает волюнтаризма в стихийном социально-экономическом взаимодействии. Во всяком случае детерминизм и вероятность органически переплетаются между собой, образуя две стороны единого процесса познания – номографического и идеографического. Первая сторона, как показал А. А. Чупров, имеет своим идеалом установление «законов природы» – причинных соотношений между возможно простыми явлениями, между элементарными причинами и следствиями: «Располагая знанием исчерпывающей системы такого рода законов природы, мы были бы в состоянии охватить своим взором обусловленность всего, что совершается в мире: как сложны бы ни были интересующие нас процессы, в их закономерной необходимости не оставалось бы для нас ничего утаенного; мы могли бы реконструировать их ход синтетически, путем планомерного комбинирования элементарных причин и следствий с той же степенью наглядности, до какой доходит наше понимание механизма сложной машины, если мы сами соберем ее из мельчайших составных частей»[128].