Реформы и реформаторы

Понятно, что при подобной трактовке словосочетание «системный кризис» – это тавтология. Однако, поскольку этот термин широко употребляется для характеристики состояния обществ и государств на определенном этапе их развития, отказываться от него вряд ли есть смысл. Для нашей же темы важно, что в условиях системного кризиса происходит дезорганизация политической элиты, что, собственно, является и проявлением кризиса, и его следствием. В результате элита оказывается неспособной оказать организованный отпор реформатору, покушающемуся на ее социальный статус. Именно такой системный кризис имел место в России накануне Петровских реформ и в СССР накануне перестройки, и именно он сделал возможным радикальные преобразования.

Но как же так: в XVIII в. расследование «дела царевича Алексея» как раз и обнаружило существование широкой оппозиции реформам, причем исключительно в рядах политической элиты, не говоря уже о стрелецких бунтах, восстаниях казаков и пр., а в 1991 г. сопротивление советской элиты и вовсе вылилось в путч? События августа 1991 г. как раз и продемонстрировали слабость оппозиции, не сумевшей ни собрать под своими знаменами сколько-нибудь влиятельные политические силы, ни в полной мере опереться на армию или спецслужбы. И в течение трех дней оппозиция была фактически сметена невооруженным населением. Что же касается гораздо больше интересующего нас в данном случае времени Петра I, то тут дело обстояло сложнее.

Действительно, в следственных документах «ясно вырисовывается обширный круг влиятельных и близких к царю деятелей, связанных неявными, а иногда и прямо конспиративными связями и ориентированных при этом на царевича Алексея»[78]

. Все это были люди, по тем или иным причинам (часто сугубо личным) недовольные политикой Петра I, и за пределами круга собственно политической элиты их, конечно же, было еще больше (все возможные сведения об оппозиции Петру собрал недавно американский историк П. Бушкович[79]). Однако имеющиеся данные не дают основания говорить о существовании заговора, т. е. организованной оппозиции реформам. Как верно почувствовал и отметил в романе «Антихрист» Д. С. Мережковский, «никакого дела не было, а были только слова, слухи, сплетни, бред кликуш, юродивых, шушуканье полоумных стариков и старух по монастырским углам».

Конечно, свою роль в этом сыграли и многие иные факторы. Ко времени «дела царевича Алексея» старая политическая элита фактически уже перестала существовать, а новая еще только складывалась. Но в том-то и дело, что прежняя, старомосковская политическая элита уступила свое место на исторической сцене, даже не пытаясь оказать сопротивление. Как отмечал американский историк Р. Крамми, «когда Петр сделал радикальную европеизацию официальной политики, они [бояре. – А. К.] ушли, возможно, нехотя, но не протестуя»[80]

. Объяснить это можно лишь дезорганизацией элиты в условиях системного кризиса.

Но был ли кризис? Из школьного курса истории России известно, что в XVIIв., оправившись после Смуты начала столетия, и в экономическом, и в политическом отношении Русское государство развивалось довольно динамично. В это время шло интенсивное освоение земель Поволжья, Сибири и Дальнего Востока, произошло воссоединение с Левобережной Украиной, появились зачатки промышленного производства, торговые связи постепенно охватывали всю территорию страны, шел процесс укрепления институтов политической власти.

Однако в том-то и дело, что сложившиеся в XV – XVI вв. система государственного управления и социальная структура Русского государства не соответствовали его новому характеру и тем задачам, которые перед ним вставали. По своей сути Россия этого времени уже фактически стала империей с огромной территорией, многонациональным и мультикультурным населением, различными политическими традициями и неравномерным хозяйственным развитием разных частей страны. Перед российской властью встает главная для всякой империи проблема сохранения государственной целостности. Удержать под своей властью столь разные территории и народы с помощью прежних, выработанных в иных условиях и для решения иных задач методов, форм и механизмов управления было уже невозможно. Но важнее другое: по темпам технико-экономического и социального развития Россия стала все более отставать от ведущих стран Западной Европы, где именно в XVII в. эти темпы значительно возросли благодаря развитию науки, образования и «военной революции», в результате которой возникают регулярные профессиональные армии.