Реформы и реформаторы

Законодательные акты наряду с соответствующими проектами реформ являются, таким образом, источниками сведений о замысле реформатора, его целях. Однако, как показывает практика, заранее предвидеть все последствия реформы невозможно. Так, целью знаменитого Манифеста о вольности дворянства, изданного царем Петром III в феврале 1762 г., было освобождение дворянства от обязательной службы и, соответственно, закрепление привилегированного статуса этого сословия. Но его следствием стал не только уход многих дворян с государственной службы, но и «перераспределение» их между столицей и провинцией в пользу последней, возникновение русской усадебной культуры, появление помещика как особого социального типа и усиление крепостничества, поскольку владение крепостными душами больше не было обусловлено службой.

Здесь стоит обратить особое внимание на то, что все результаты и последствия реформ в полном объеме невозможно предвидеть и заранее просчитать. К тому же проявляются они далеко не всегда сразу, а часто лишь через достаточно продолжительное время. Причем чем масштабнее реформа, чем сильнее ее воздействие на жизнь общества, тем больше вероятность, что ее последствия будут проявляться постепенно, в течение долгого времени. С этой особенностью реформ связаны два важных обстоятельства.

Первое: изучая историю реформ в России, ученые нередко оценивают их успешность по непосредственным результатам. Так было, например, с городовой реформой Екатерины II или с аграрной реформой П. А. Столыпина. При этом не учитывается, что проведение реформ в социальной сфере неизбежно связано с изменением сознания людей, которых они касаются (а такие изменения требуют времени), и, значит, с изданием соответствующего закона реформа только начинается. Но в результате формируется искаженное представление и о русской истории в целом, и о принципиальной возможности проведения в России радикальных реформ. Между тем новейшие исследования показывают, что названные реформы были значительно более результативны, чем это принято считать[70]

.

Второе важное обстоятельство связано с тем, что общество обычно ожидает скорейших позитивных результатов реформ. И когда ожидания не оправдываются, происходит разочарование и в самой реформе, и в проводящих ее представителях власти. Более того, реформы (в особенности структурные) «дают плоды не сразу», а потому «в таких обстоятельствах обычно кажется, что и результатов-то никаких нет, что ничего не сделано». В итоге возникает соблазн встать на путь «утопического, волюнтаристского, командно-репрессивного пути развития»[71]. Интересно, что это наблюдение историка В. Б. Кобрина вполне применимо к самым разным историческим эпохам.

У классификации реформ, предложенной Т. Колтоном, есть еще одно преимущество: она позволяет рассматривать в качестве таковых разномасштабные, а не только наиболее радикальные, всеобъемлющие преобразования, а значит, возможен иной ракурс рассмотрения исторического процесса в целом. Так, в социально-исторической литературе нередко можно встретить рассуждения о цикличном, т. е. скачкообразном, прерывистом характере русского исторического процесса, которому якобы свойственна смена периодов интенсивного и даже лихорадочного развития с периодами застоя.

В принципе, интенсивность развития на разных исторических этапах действительно различна и просто не может быть одинаковой. Однако применительно к России подобное видение исторического процесса нередко связано с тем, что в поле зрения исследователей традиционно находятся лишь наиболее яркие эпизоды наиболее масштабных, радикальных преобразований, предпринятых Петром I, Александром II, П. А. Столыпиным и др. Периоды же между «временами реформ» рассматриваются в лучшем случае как время застоя, а то и как время контрреформ. В результате широко распространилось представление о том, что вслед за радикальными преобразованиями непременно наступает период реакции, связанный с контрреформами, и это тоже якобы одна из особенностей русской истории. Попробуем разобраться в этом.

Теория цикличного исторического развития является в определенном смысле производной от теории «больших циклов», разработанной в 80-е годы ХХв. русским ученым-экономистом Н. Д. Кондратьевым. Однако, хотя Кондратьев и связывал «повышательные» и «понижательные» волны циклов с крупными историческими событиями (войнами, революциями и т.д.), его теория касается прежде всего экономического развития любой страны (а не только России) в условиях капитализма, и автоматическое перенесение ее на развитие общества, в сущности, означает признание марксистского понимания взаимоотношений бытия и сознания[72].