–
–
Комбат уже было собрался отпустить парня с миром, но тут вспомнил: он одет в майку! Новая порция крика, из которой приличными словами были только «Тарас, Добрыдень».
Дав выход накопившемуся за долгий день раздражению, Тараборин уже спокойно приказал:
– Даю тебе десять минут. Об исполнении доложить!
Солдат подхватил танковый трак и зашагал в сторону палаток, вскоре он пропал из виду.
– Вот, док, видишь с какими «супчиками» имеем дело. Для их же пользы я издал этот приказ, а он и того не хочет выполнить. Итак «через день – на ремень» ходят, бронежилет не снимают сутками. Ну, походи пока так, пусть кожа подышит. Не понимаю ни хрена…
Комбат засек время, мол, специально проконтролирую нарушителя. Замполит и доктор остались стоять рядом. Закурили. Пястолов, вспомнив что-то, рассмеялся:
–
–
–
В надвигающихся сумерках было хорошо видно подходящего к ним солдата в белой майке. Но это была не майка…
Офицеры поняли это почти одновременно. Застыли, буквально, разинув рты. Рядовой Добрыдень приблизился и громко доложил, что приказ выполнен.
Такой молочно-белой кожи Невский не видел уже давно. Загорелые участки тела четко оттеняли «белую майку».
– Что ж ты? – только и смог сказать комбат. Потом махнул рукой. Отпустил солдата восвояси.
Поздно вечером была баня. А после пары стаканов крепкого холодного кваса Невский с удовольствием вытянулся на раскладушке в одной из комнат дома-«крепости».
На душе было легко и спокойно. Свой первый день в пустыне он выдержал.
К вечеру следующего дня рядовой Тарас Добрыдень пришел на прием к врачу. Вся его некогда «белая майка» была теперь ярко красной, кое-где даже появились пузыри, наполненные прозрачным содержимым. Все свидетельствовало о солнечном ожоге I–II степени.
Увидев несчастного солдата, врач только развел руками. Сказать было нечего. Пришлось лечить. К счастью, мази в запасе было предостаточно – намазывал толстым слоем. Парень стойко переносил боль, не жаловался. Впрочем, он был не охотник до разговоров. Так и не удалось у него выяснить, почему он ранее всегда ходил в майке.
На второй или третий день на перевязке пострадавшего увидел сам комбат. Он опять долго и цветасто ругался, правда, на этот раз досталось ему самому. Комбат перевел рядового Тараса Добрыдень на время лечения в постоянные помощники дежурного при штабе. Главная его задача теперь состояла в поливке деревьев каждые два часа.
Через неделю обожженный поправился, вернулся в боевое подразделение и пропал из поля зрения врача и комбата.
А комбат подписал новый приказ по гарнизону, согласно которому разрешалось ходить по территории военного лагеря в легкой нательной одежде…
Часть вторая
–
–
–
Командир батальона майор Тараборин пригладил свои щегольские черные усики, бросил недокуренную сигарету и скрылся под маскировочной сеткой: там находилось единственное построенное в этой части местности каменное здание, в котором разместился штаб батальона, несущего службу по охране дороги в этой жаркой пустыне на запад от Кандагара.
Старший лейтенант Невский прибыл сюда два дня назад на замену врача, уехавшего в отпуск. Сейчас он в санитарном «УАЗике», приспособленном под медпункт, заканчивал вместе с санинструктором делать перевязки – остались еще два человека с потертостями и мелкими ранками.
– Толя, перевяжешь без меня, – Александр обратился к своему помощнику Анатолию Рябию. – Я пошел за получением «указивок».
Парень кивнул головой и пригласил следующего забираться в салон автомобиля. Старший лейтенант, снимая на ходу белый халат, прошел за огороженную территорию «дома-крепости», как все прозвали это место.
За деревянным столом, установленным почти в центре огороженного забором участка, массивно восседал комбат, рядом на длинных лавках разместились начальник штаба, замполит, зампотех, командиры рот и их замполиты. Многих офицеров Невский пока еще не знал – не успели познакомиться. Он быстро присел на краешек скамьи и посмотрел на комбата.
– Ну, раз медицина на месте, то мы можем начинать, – Сан Саныч усмехнулся и быстро перешел к сути совещания.