– Ты думаешь, Александр, у меня за них душа не болит? Еще как болит. У меня в роте треть дембелей, все хотят выжить, все хотят обнять мать-отца. Я сам комбату предлагал их не трогать, тем более что в начале мая, уж точно, их всех отправим домой в Союз. Но комбриг уперся. Это, мол, традиционный «рейд „стариков“», так из года в год идет. Ничего с ними не будет. Комбат так думает, а я знаю, что положим мы их немало. И как я потом буду письма сочинять их родителям?! У вас мой боец санитаром работает, вчера двоих своих забрал из госпиталя – тоже стали там нужными людьми. А как быть с остальными? Они не успели «спрятаться», значит, пусть их убивают? Нет, не могу я с этим согласиться. Пусть все решит судьба – кому жить, а кому помирать. Так что зови этого Тимухина Андрея, я сам ему все обскажу, и он откажется от своего «договора».
Старший лейтенант кивнул, вышел в коридор, попросил дежурную медсестру пригласить из операционной санитара Андрея. Он пришел довольно быстро. Улыбка на его лице стала «затухать», как только он увидел своего командира роты. Тимухин понял все сразу.
Капитан коротко, но ясно дал понять, что ждет бойца в расположении роты не позже, чем через два часа. Потом молча надел панаму и вышел, коротко козырнув.
Невский развел руками. Как помочь в этой ситуации, он не знал. Тимухин поблагодарил за лечение, мол, пора и честь знать, засиделся у них. Невский крепко пожал ему на прощание руку, пожелал удачи. Младший сержант кивнул головой и пошел на выход. На пороге он обернулся:
–
–
–
Он понурившись быстро вышел в коридор.
Невский сел писать его «Выписной эпикриз» в «Истории болезни». Лечение закончилось выздоровлением. Рекомендовалось беречь оперированную ногу от больших нагрузок во избежание рецидива болезни.
Выезд был назначен на 4 часа утра 22 апреля. Предстояло «чесать» Кандагарскую «зеленку». Впервые Невскому предстояло ехать не на Автоперевязочной, а в одном из БТР батальона. На «традиционной» машине поедет теперь врач-стоматолог Отдельной медицинской роты старший лейтенант Иван Сухар. Это будет его первый рейд, и, конечно, Иван немного волновался. Невский консультировал его при сборах машины в рейд. Старался научить всему, что сам освоил за несколько подобных выездов. Пожелали друг другу удачи.
За день до выезда был устроен строевой смотр всех подразделений, выходящих в рейд. С утра все выстроились на плацу. Невский занял свое место среди офицеров 2-го мотострелкового батальона, с ними предстояло ехать в рейд.
Сначала готовность проверяли офицеры управления бригады, контролировали экипировку, дотошно разбирая личные вещевые мешки солдат и сержантов.
Невский откровенно скучал со своими батальонными санинструкторами и санитарами. Свою медицинскую сумку (десантный вариант) он лично наполнил «под завязку».
После обеда опять объявили построение. Вновь офицеры управления бригады проверили готовность теперь уже под руководством начальника штаба, невысокого подполковника с ярко-красным лицом (каждый раз при встрече с ним Невскому казалось, что тот только что вышел из бани…), тот разговаривал исключительно на «командном языке» (он не матерился, а просто разговаривал матом. Невский диву давался «богатству» его речи, казалось, подполковник участвует в конкурсе на самое изощренное и необычное ругательство. Впрочем, все понимали его хорошо и не обижались).
Наконец, спустя еще часа полтора, появилась последняя группа проверяющих. Сам командир бригады, высокий стройный, молодой полковник сопровождал важного полковника из Штаба армии. Невский так и не понял, какую тот занимал должность в Кабуле, но осанка и повадки у него были «барские». Невысокий, коренастый с очень короткой шеей, отчего казалось, что его голова просто «положена» на плечи, он лениво обходил строй за строем. Замечания сыпались «пачками».