– Чтобы объяснить, надо иврит знать, – усмехнулся араб. – Я-то, хвала Аллаху, знаю, а вот другие… Ну ладно. Выхожу я, значит, из машины, прошу позвать офицера. Не сразу, но зовут. Подходит офицер, молоденький такой лейтенант, сердитый. Так, мол, и так, говорю. Везу роженицу в роддом. Пусти нас хоть куда, хоть направо, хоть налево, только пусти. Он говорит: а не врешь? Знаю я, говорит, вашего брата. Вы, говорит, даже в своих амбулансах пояса смертников возите, мать ваша шармута! Иди, говорю, сам посмотри. Ну, идет он смотреть на моих женщин, автомат наизготовку держит. А они обе, дай им Аллах здоровья, сами себя шире. Сестра моя всегда была дородной, дочка у нее тоже, а тут еще и живот на девятом месяце, едва на заднем сиденье вдвоем умещаются. А сиденье в старых мерседесах сами знаете какое, двуспальное-плюс… Лейтенант только глянул, сразу руками замахал: пропустить, мол, пропустить! Куда, спрашивает, хочешь, в Рамаллу? Езжай, говорит, в Рамаллу! Я, говорит, всем попутным блокпостам по связи твой номер передам, чтобы проблем не делали, чтобы пропустили. Ну, мы и поехали, со свистом, как кортеж президента, только что синей мигалки на крыше не хватало.
Он снова рассмеялся.
– Я ж говорил, – сказал Нир, обращаясь к Рейне.
– Беременных всегда пропускают.
– Погоди, погоди, это еще не все… – таксист покачал головой. – Дело в том, что моя собственная жена в ту пору тоже была на сносях. Проходит несколько дней. Я опять на работе, опять телефон: срочно приезжай, рожает! Прилетаю домой, сажаю жену в тот же самый мерседес, еду к тому же блокпосту, прошу позвать офицера. И выходит из ихнего джипа тот же самый лейтенантик! Увидел меня, покраснел да как закричит! Ты, кричит, что, издеваешься? Ты меня что, совсем за идиота держишь? Я говорю: иди посмотри! А жена у меня тоненькая, по ней и не видно, не то что две позавчерашние бочки, сестра и племянница… Ой-ой-ой… Не верит, ни в какую. И перед солдатами своими ему тоже вроде как неудобно. Солдаты стоят, смеются. Мол, я его, дурачка, и в прошлый раз обманул, и сейчас вот опять намыливаю…
– Да, ситуация… – улыбнулась Рейна. – И что вы сделали?
Водитель пожал плечами:
– Пришлось покричать. Я ведь многим людям строил, есть кому заступиться. Ты, говорю, меня сейчас пропустишь. А если нет, если с моей женой из-за тебя что-нибудь плохое случится, то ответственность на тебя ляжет. И тогда ты из судов не выберешься. Всю жизнь будешь компенсации платить, не расплатишься. И так далее. Но это я кричал, я иврит знаю. А что бы на моем месте кто-то другой делал, кто не знает? В конце концов пропустили.
Нир кивнул.
– Ну вот, что я говорил?
– Слушай дальше, – сказал араб. – Со всеми этими блокпостами мы были в больнице через полтора часа, а еще через час жена родила мальчика. Сейчас он уже в девятый класс перешел. А тогда я остался в Рамалле, два дня ночевал у родственников, а на третий повез жену и сына обратно домой, в Дир-Низам. Накупил полный багажник сладостей, халвы, конфет, печений, медовых баклав. Доехал до того поста. И, верь не верь, был там опять все тот же офицер, с которым мы поругались. Уж не знаю, то ли мне так везло постоянно на его смену попадать, то ли он безвыходно этим постом командовал, двадцать четыре часа, семь дней в неделю… Вышел я из машины, взял на руки сына, открыл багажник. Вот, говорю, смотри. Это, говорю, сын мой новорожденный, в которого ты не верил. А это, говорю, подарки тебе и всему твоему блокпосту, чтобы порадовались вы вместе со мной новенькой душе человеческой, которая пришла в этот мир. Чтобы жизнь его была такой же сладкой, как эти медовые баклавы, во славу Аллаха!
– Красиво! – воскликнула Рейна. – Вы молодец!
– Ага, – согласился таксист. – Они там еще две недели стояли, встречали и провожали меня, как лучшие друзья. Я бы и в гости их позвал, но не рискнул. Мало ли кто что подумает… А потом их сменила другая бригада, и все стало как прежде. Такая вот история.
Вопреки опасениям, пробок по дороге не оказалось: всего полчаса спустя они уже свернули на север и проехали Петах-Тикву. Шофер повеселел еще больше: поездка получалось удачней не придумаешь.
– Я это все к чему… – сказал он, со значением подмигивая в зеркальце. – Человек, он всегда человек, если с ним по-человечески. Не так?
– Вот именно, если, – отозвался Нир. – Ты мне о блокпостах не рассказывай. Я сам на них, если только чистое время сложить, месяцы отстоял. Много чего видывал. В том числе и женщину, якобы беременную, у которой взрывчатка была вокруг пояса обмотана. Она ведь тоже мимо таких лейтенантов ехала, охала, страдания изображала. Чтобы мы потом после взрыва в автобусе маму или сестренку того лейтенанта от стен отскребали. И не целиком, а по кусочкам. А вместе с ней еще десяток-полтора таких же мам и сестренок.
Водитель неопределенно крякнул – не то с досадой, не то с сомнением.
– Зачем ты так? – с упреком прошептала Рейна.