Рейс к дому

Но Лена даже бровью не повела. Она лишь кивнула санитару в ответ на его вопросительный взгляд, отпуская его: не больным же в самом деле распоряжаться медперсоналом! И тут же пошла обратно. Раненых она знала по именам всех.

— Ну, как ты, Ванечка? Давай салфетку смочу, а ты обтирайся. Ничего. Скоро своих увидишь. Напишешь маме из госпиталя — она и приедет к тебе. Пирожки твои любимые с яблоками печь будет… Ренат, не дергай рукой. Ты только беспокоишь рану. Знаю, знаю. Лангеты у тебя тесноваты. Но когда мы их ставили? Правильно. А сейчас предплечье немного распухло. Это естественно. Если обещаешь вести себя спокойно, немного подрежу бинты — будет чуть свободнее. Обещаешь?.. Да, Сережа, тебе можно пить сколько угодно. Нет, не от воды тебя тошнит. Ведь и голова кружится, глаза болят? Это контузия. Сереженька…

И только возле двоих она постояла молча. Лишь обтерла глаза и губы раненых салфеткой, посмотрела внимательно, послушала, шевеля губами, пульс. Около белобрысого худого парня, который так и лежал на носилках с закрепленной на них капельницей, и рядом с носатым смуглым мальчишкой — тоже оставленным на носилках. Бинты не могли скрыть, что у него не было левой руки ниже локтя. Он прерывисто дышал, глядя в потолок. И в его глазах беспрерывно копились два озерца. Он смаргивал их длинными, слипшимися от влаги ресницами и слезы скатывались по вискам.

— Что стоишь? — закричал вдруг носатый. — Совести у вас нет! Вон у Рената пуля здесь и здесь, а рука целая. У меня — вот такой осколочек. Половина твоего ногтя на мизинце. Сам видел. А вы мне руку отрезали. Зачем резали?

— Разрыв артерии. Вам же говорили.

— Так натянули бы! Я сильный. Выдержал бы. Нужно было так сказать: Резо, надо терпеть. Или трубку… пластмассу… Я сам читал! В Японии… Нужно было достать. Что бы мы — не рассчитались?..

Он закашлялся, давя слезы и плач.

Лена вернулась к Демченко, села, опустив голову.

— Еще полтора часа… — прошептала она.

— Так я не дорассказал. Продолжить? А то ведь скоро закусить принесут. Сухой паек уже в горло не лезет…

— Подожди! — Лена быстро взяла сумку и подошла к Резо. — Дай руку.

— Руку? Возьми вот эту! На! На!

— Успокойся. Вот так… Молодец!

И еще один пустой шприц вылетел из палатки, блеснув на солнце тусклой пластмассой.

Лена сунула руки в карманы халата, отошла в дальний угол палатки, остановилась, глядя на аэродром. На вертолеты в пятнах камуфляжа, загнанные в земные клеточки стоянок, на пузатые транспортные Аны, припавшие к бетону, словно они надеялись ощутить бодрую прохладу земли. Но земля тоже была горяча.

Ваня протянул через узкий проход руку и погладил Резо по волосам, по лицу.

В палатке стихло. И только звенел от жары воздух. А может, это разведчик погоды или истребитель, ходили так высоко, что с земли их не было видно.

Послышались шаги. Перед Демченко появился санитар. Руки его были пусты.

— Эй! А где?.. Магазин закрыт, что ли? Что молчите, боец? — Старший лейтенант даже растерялся: — Не выполнить приказ… просьбу… И появиться здесь, и стоять вот так!

— Рядовому составу магазин отпускает товары только в личное время, установленное для рядового состава. То есть с девятнадцати ноль-ноль, — забубнил солдат.

— Объяснить вы не могли? — удивился Демченко. — Это Света вам такое сказала?

— Так точно. Объяснил, — ответил солдат, — но она не хочет, чтобы ее из-за меня наказали. Вот так она и сказала.

Демченко отвел взгляд. Перед ним стоял человек всего на семь лет моложе его, но Григорий в работе с личным составом все чаще ощущал — не годы, а нечто иное разделяет их. С первого класса, нет, с детского сада над Демченко и его приятелями всегда были старшие, которым они должны были беспрекословно подчиняться. И он считал такой порядок вещей естественным. Он был некоей данностью, как климат. Они приспособились. Всегда можно обойти инструкцию, сославшись на приказ, не выполнить указание, оправдываясь, что оно противоречит инструкции. Ведь известно: нет плохой погоды, есть плохая одежда. Рядовому Демченко много лет назад, еще до училища, грозный ротный старшина преподал наглядный урок. «Хотите понять психологию солдата? — спросил он. — Сейчас после ночных работ в казарме отдыхает несколько человек. Спят на законных основаниях. Смотрите, что будет… Все равно через минуту будить». И, растолкав одного из отдыхающих, строго поинтересовался «Почему спите, солдат?» «А я не спал!» — быстро ответил тот. Он чувствовал себя то ли виноватым, то ли одураченным.

«Нынешние так бы не ответили, — подумал Демченко. — Выросли люди, не чувствующие за собой никакой личной или исторической вины. Им кажется, что порядок должен существовать не сам по себе, а должен учитывать личные обстоятельства и характер солдата».

Солдат стоял, потупясь и сознавая всю нелепую безысходность ситуации. Только что накричали в магазине, теперь предстоит разнос здесь.

— Вот ваши деньги…

— Не получилось прощального застолья, Гриша? — Лена подошла неслышно. — Спасибо, Коля, отдыхайте. Готовь обед из сухого пайка.

Санитар, облегченно вздохнув, потопал за палатку.