Река надежды

Женщины смеялись, махали обнаженными руками, плескались в воде. Сердце Александера готово было вот-вот выпрыгнуть из груди, однако он решил подобраться еще ближе. Он петлял между деревьями и спотыкался о корни, пока не оказался в нескольких футах от прелестных созданий. Какое-то время он, забыв обо всем на свете, наблюдал за ними из своего укрытия. Красивая белая кожа словно бы притягивала к себе солнечный свет… Это напомнило ему белизну изящной статуэтки из кабинета дедушки Кэмпбелла. Длинные нательные рубашки танцевали на воде, то скрывая округлости, то нескромно их облегая. Это было чудесно…

Неожиданно Александер испытал острую потребность в женщине. Но не только чувственную, эротическую, но и эмоциональную, как это свойственно любому человеческому существу. Он желал Изабель – пылко, отчаянно…

Момент отъезда приближался, и он все чаще вспоминал о ней. Ему уже не раз снилось, что она рядом и что он ее обнимает… Он ощущал ее близость всем телом, а оно вибрировало, захлебывалось счастьем! Но вместе с серой мглой рассвета действительность возвращалась к нему в виде одеяла, а иногда – непривлекательной девицы, которую он, по всей вероятности, подцепил в трактире или на улице.

Скоро он снова будет в Монреале… Сможет ли он устоять перед мучительным соблазном увидеться с Изабель? Он мог бы значительно облегчить себе жизнь, оставшись в Гран-Портаже с остальными. Жил бы, как медведь в своей берлоге, целыми днями сидел бы у печки и резал по дереву… Ему не хотелось возвращаться, но таковы были условия контракта. И он не вправе выбирать. К тому же был еще секрет, хранителем которого он стал, и сокровище, которое ему предстояло сберечь, если с Голландцем случится беда.

За спиной захрустела галька, но Александер не стал отрываться от великолепной картины, раскинувшейся у него перед глазами.

– Эй, Макдональд! – раздался высокий голос.

Это был Шабо, которого товарищи звали Желторотиком. Обернувшись, Александер вопросительно посмотрел на юношу.

– Голландец просит, чтобы ты немедленно пришел! Он в комнате за лавкой.

В меновой лавке царило оживление. Каждый день сюда приходило по нескольку десятков индейцев со шкурками – бренными оболочками всех видов пушных животных, обитавших в регионе. Александеру не раз доводилось присутствовать при бесконечном торге, в ходе которого коварство белого человека могло сравниться только с мелочностью туземца. Индейцы приносили драгоценные шкурки бобра, черного медведя и лис всех оттенков, а также волчьи, рысьи и соболиные и обменивали их на товары, от которых ломились полки магазина: рубашки, саржевые и полотняные ткани, шерстяные одеяла, ножи, ружья и заряды к ним, трубки и табак, спиртные напитки, капканы, топорики, посуда, котелки, ложки, варганы. Пользовались спросом и более экзотические товары вроде стеклянных бусин, страусиных перьев, фетровых шляп и одежды красного цвета.

Участники сделки хотели извлечь максимум выгоды, поэтому цена каждой шкурки обсуждалась долго и упорно. Если двое индейцев хотели получить товар, представленный в единственном экземпляре, побеждал тот, кто готов был дать шкурку или две сверх обещанного, к превеликому удовольствию приказчика.

Войдя в прокуренное помещение, Александер увидел трех индейцев, беседовавших с приказчиком по имени Уильям Лонг, американцем из Олбани. Одного из автохтонов ему не раз доводилось встречать. Разговор шел на алгонкинском наречии, поэтому он не мог понять, что происходит. Но по тому, как индейцы указывали на молодую соотечественницу, скромно стоявшую в сторонке, он догадался, что предметом сделки была она. Лонг отрицательно мотал головой, отказываясь уступить собеседникам. Голоса становились все громче, и скоро в лавке собрались зеваки. Еще через какое-то время на шум вышел раздраженный ван дер Меер.

– Bezaan! Bezaan![64]

Голландец повернулся к приказчику, ожидая объяснений.

– Они хотят отдать нам эту женщину в счет прошлогоднего долга, мсье!

Ван дер Меер окинул индианку внимательным взглядом, словно речь шла о банальной шкурке, хмыкнул и посмотрел на Лонга.

– О каком долге идет речь?

Приказчик нашел в старой, заляпанной чернилами счетной книге нужную строчку.

– Бочонок водки, фунт пороха, два фунта свинца и нож!

Голландец вздохнул.

– Пресвятая Богородица! Вемикванит, ты хочешь продать женщину?