Реки Вавилона

Под фюзеляжем он заметил какое-то движение, и внезапно из-под согнутой носовой опоры шасси вылез Питер Кан. В руке он держал фонарик, который сразу же выключил.

Добкин подошел к нему.

— Ну, как дела?

— Плохо.

— Что плохо? — спросил Хоснер.

Кан посмотрел на него и улыбнулся.

— А вы сегодня здорово отличились, господин Хоснер.

— Так что плохо?

— Дополнительная силовая установка. Ее повредило, когда согнулась передняя опора шасси.

— И что это значит? Взлететь не сможем?

Кан с трудом выдавил из себя улыбку.

— Нет. Но еще несколько сот литров топлива осталось на дне крыльевых топливных баков. Если нам удастся запустить дополнительную силовую установку, то заработает генератор и мы получим электричество для работы радиостанций. А батареи долго не протянут.

Хоснер кивнул. Все для них могло решиться через несколько часов, а значит, пока сойдут и батареи.

— Где Бекер?

— В кабине.

Хоснер поднял голову и посмотрел на склоненный нос самолета. За лобовым стеклом мерцал зеленоватый свет, и он различил силуэт Бекера.

— Я хочу поговорить с ним.

Добкин покачал головой.

— Нет, сейчас с тобой хочет поговорить министр иностранных дел. — Генерал кивнул в сторону загона для скота.

Хоснера совсем не привлекала перспектива этого разговора.

— Я с ним потом поговорю.

— Боюсь, что вынужден настоять.

Наступило молчание. Хоснер снова посмотрел на кабину «Конкорда», потом перевел взгляд на загон для скота. Кан почувствовал себя неловко и отошел в сторону. Хоснер нарушил молчание.

— У меня в портфеле досье на Ахмеда Риша и его психологический портрет. Я хочу забрать эти бумаги.

Добкин замялся.

— Ну, я думаю… — Добкин внезапно поднял на Хоснера удивленный взгляд. — А какого черта ты взял их с собой?

— Интуиция.

— Я потрясен, Иаков. На самом деле. Отлично, они тоже захотят посмотреть досье.

Хоснер запрыгнул на переднюю кромку крыла и направился по наклонной плоскости к аварийному выходу.

В пассажирском салоне было темно, но сквозь открытую дверь, ведущую в кабину, пробивался тускло-зеленый свет. Горели также таблички с предупреждением пристегнуть ремни безопасности и не курить, светился и указатель скорости. Он показывал «M 0-00». Салон был пуст, пахло сгоревшим керосином, повсюду валялись ручная кладь, подушки и одеяла. Сквозь пролом в герметической перегородке Хоснер слышал четкий голос раввина Левина, доносившийся оттуда, где должна была находиться хвостовая часть самолета.

Он прошел в наклонившуюся кабину. Бекер крутил ручки настройки светящихся зелеными огоньками радиостанций. Из динамиков раздавался шорох помех и треск электрических разрядов. Тело Моисея Гесса навалилось на приборную доску, за которой он и умер. Бекер что-то тихо говорил, и тут до Хоснера дошло, что он говорит не по радио, а обращается к Гессу. Хоснер кашлянул.

— Давид.

Бекер повернул голову, но, ничего не сказав, снова отвернулся к радиостанциям.

Хоснер подошел к креслам пилотов. Он чувствовал себя неловко от присутствия в кабине тела Гесса.

— Вы проделали чертовски хорошую работу.

Бекер снова принялся шарить с помощью ручек настройки по частотам, но ничего при этом не пытался передавать.

Хоснер подвинулся ближе, встал между креслами, задев бедром тело Гесса. Он отступил назад. Будь его воля, тело Гесса было бы похоронено через десять минут, но Хоснер знал, что раввин не разрешит делать этого в святую субботу. Если только он — или кто-нибудь другой — не выдвинет для этого достаточно веской причины, тело Гесса так и останется непохороненным до захода солнца.

— Я уберу его отсюда, Давид.

— Мне он не мешает. — Кабину заполнил громкий писк радио. Бекер выругался и выключил его, потом отключил аварийное питание. Тусклые огоньки погасли, и кабину залил лунный свет.

— Эти ублюдки продолжают глушить нас. Им трудно делать это с того места, где они находятся, но они очень стараются.

— Каков наш шанс связаться с кем-нибудь?

— Кто знает? — Бекер откинулся на спинку кресла и закурил. — Коротковолновая радиостанция, похоже, совсем сдохла. Ничего необычного в этом нет, она очень чувствительна. Если мы сможем вернуть ее в рабочее состояние, то теоретически можно будет связаться с любым местом на земном шаре, в зависимости от атмосферных условий. УКВ-радиостанция работает хорошо, и я передаю сигналы на международной частоте приема и передачи сигналов бедствия 121,5. Также прослушиваю и передаю сигналы на нашей последней частоте «Эль Аль». Но никого не слышу, никто мне не отвечает.

— Но почему?

— Понимаешь, УКВ-рация работает только на дальность прямой видимости. Я не уверен. Но думаю, что нас окружают холмы, которые выше нашего.

— Да, это так.

— А кроме того, батареи не настолько мощные, как генератор, и не забывай, что Риш забивает все частоты своим широкополосным передатчиком, работающим при включенных двигателях и генераторе. — Бекер глубоко затянулся и выпустил длинную струю дыма. — Вот тебе все причины.

— Понял. — Хоснер бросил взгляд через лобовое стекло и увидел внизу людей, собравшихся в загоне для скота. — Но мы, наверное, без труда можем связаться с пролетающими над нами самолетами. Верно?