Реки Вавилона

— Я не собираюсь обсуждать потери, мистер Хоснер. И не намерен вступать с вами в долгие политические дебаты относительно того, почему мы это сделали, каковы наши цели и тому подобное. Эти вопросы я буду обсуждать с вашим правительством. Я только хочу дать вам гарантию и предъявить ультиматум. Гарантия заключается в том, что ни один израильтянин не будет убит, если вы сдадитесь. Что же касается ультиматума, то вы должны сдаться до захода солнца. Это приемлемые для вас условия?

— А что, если моя страна откажется выполнить ваши требования? Как тогда вы сможете гарантировать безопасность заложников?

— Если они откажутся, то я все равно освобожу вас. Естественно, об этом будем знать только мы с вами. Но я даю вам слово.

Хоснер и Добкин шепотом посовещались, и Хоснер ответил:

— Думаю, мы поняли вашу игру, господин Риш. Главной вашей целью было создать инцидент, который помешал бы проведению мирной конференции. Возможно, вы и преуспели в этом. А возможно, и нет. Второй вашей целью было захватить два самолета с высокопоставленными израильтянами и с помощью допросов выудить у них политическую и разведывательную информацию. Подобную информацию можно было бы продать за большие деньги, не так ли? И последней вашей целью было захватить заложников ради каких-то неизвестных требований. И, даже если вы намерены отпустить нас, не добившись выполнения своих требований, вы ведь все равно сначала допросите нас с пристрастием. Я прав? Вы можете гарантировать, что ни один из нас не будет подвергаться допросам или любому другому насилию?

Риш не ответил.

Подождав, Хоснер продолжил:

— А как насчет израильских арабов? Не думаю, что ваша гарантия распространяется и на них.

Риш снова ничего не ответил, но даже при таком слабом освещении Хоснер смог заметить, как сильно изменилось выражение его лица. Риш считал евреев своими традиционными врагами. Но, будучи неверными, как злобно называли их арабы и мусульмане, они могли рассчитывать на некоторую поблажку за свои страшные преступления. А вот мусульманам, особенно если они были арабами, не приходилось рассчитывать на милосердие Риша за предательство своего народа и своей религии. Мысленно Риш уже похоронил Джабари и Арифа, и Хоснер понимал это. Наконец Риш заговорил:

— Вы злите меня, господин Хоснер. А логово льва не то место, где можно его провоцировать. Делайте это на расстоянии.

Хоснер кивнул и внимательно посмотрел на Риша. Ему очень хотелось спросить у него о девушке, которую Риш вынес с поля боя. Но был ли это Риш? А если это был он, то кто была та девушка? Но спросить об этом означало подтвердить уже, наверное, имевшиеся у Риша подозрения по поводу наличия у обороняющихся ночного прицела. Да и, возможно, что этот вопрос спровоцирует у Риша вспышку неудержимой ярости. Сейчас он казался достаточно спокойным, но с неуравновешенными личностями следовало разговаривать осторожно. А именно такой диагноз и поставили Ришу врачи в Рамле. Неуравновешенный психопат. Однако, как и большинство убийц-психопатов, он отличался определенным шармом. Этот шарм может усыпить вашу бдительность, вы совершите ошибку, и тогда он перережет вам глотку.

— Как я могу быть уверен, что ваша ненависть к нам не заставит вас убить нас всех? Какие гарантии я могу получить, что вы не… сумасшедший?

— Ради Бога, Хоснер! — Добкин схватил его за руку.

Наступила очень долгая пауза, во время которой, как понимал Хоснер, Риш пытался подавить в себе желание тут же расправиться с ними. Но Хоснер, как и Риш, знал, что после этого убийства о капитуляции израильтян не может быть и речи.

Риш с большим трудом взял себя в руки и заговорил ровным голосом:

— Я могу только повторить свои гарантии и ультиматум. Времени у вас — до захода солнца, и не минутой больше. Мы оба понимаем, что после захода солнца прием радиопередач гораздо лучше, так что и не просите о продлении ультиматума. — Он слегка выдвинулся из ниши в стене. — А еще мы оба понимаем, что обнаружение нас здесь властями Ирака — это всего лишь вопрос времени. Но на это не рассчитывайте, они начнут действовать, по крайней мере, не раньше чем через сутки после того, как узнают, что мы здесь. Они проявят нерешительность, прежде чем что-либо предпринять, могу вас в этом заверить. У меня есть друзья в правительстве, они станут затягивать принятие каких-либо мер и сообщать мне обо всех решениях правительства. А когда подразделения иракской армии все же будут посланы сюда, двигаться они будут ужасно медленно, господин Хоснер. Но все же мне следует учитывать возможность их появления. Я повторяю, что, если вы до захода солнца не примете наш ультиматум, мы атакуем вас.

Хоснер и Добкин молчали. Риш вытянул руки, как бы обращаясь к ним с просьбой.