Реконструкция. Возрождение

Когда ты был молодымИ твоё сердце было подобно открытой книге,Ты говорил: живи и дай жить.Ты знаешь, что ты так делал.Не этот ли постоянно меняющийся мир,

В котором мы живём,Заставил тебя сдаться и плакать?Скажи: живи и дай умереть.Какое значение это имеет для тебя,Когда у тебя есть работа.И тебе нужно её хорошо выполнять,

Чтобы устроить ад другим парням.Paul Linda McCartney, «Live And Let Die»

7 ч 13 мин 16 сек

Агент Эштон Гир чувствовал себя отвратительно. И для этого у него была масса причин.

Во-первых, ранний звонок от шефа, потребовавшего немедленно явиться в офис. И это несмотря на то, что была суббота, и будильник на прикроватной тумбочке показывал ровно три часа ночи. Во-вторых, трель звонка разбудила соседского малыша, который тут же принялся кричать и плакать. Итальянская чета родителей присоединилась к общей какофонии, дополнив её сочной громкой руганью. Хоть Буффало и называли городом хороших соседей, итальянская семья за стеной явно не испытывала к Гиру хоть сколько-нибудь тёплых эмоций. В-третьих, Эштона мучило похмелье.

– Да вашу ж мать, – простонал агент, пряча раскалывающуюся от боли голову под одеяло. – Чтоб вас всех!

Постанывая и ругаясь, Гир встал с кровати и принялся бродить по комнате в поисках одежды. Ему показалось, что прошла целая вечность, прежде чем ему удалось отыскать брюки и рубашку. Заглянув на кухню, он обнаружил подтяжки и кобуру с пистолетом, небрежно накинутые на спинку единственного стула.

Не став бриться или чистить зубы, он на ходу выпил полчашки крепкого чёрного кофе без сахара, после чего обулся, накинул на плечи плащ и вышел из квартиры.

Спустившись на лифте, Эштон прошёл по сумрачному холлу и практически бегом направился к своему «Студебеккеру Скай Хоук». Хотя ночи в Буффало были не такими холодными, как в его родном городке на севере, но промозглый ветер пробирал даже сквозь плотную ткань плаща.

Прогрев машину, агент Гир и сам немного согрелся. Глядя на погружённые в темноту улицы, Эштон размышлял, что же могло такое случиться, если шеф решил выдернуть своего заместителя из мягкой постели. Неужели нагрянула неожиданная инспекция из главного офиса? Или расшалились ребята из конкурирующей конторы?

– Разберёмся, – Гир решил оставить бесплодные попытки понять логику начальства и поехал в офис корпорации, располагающийся на Ниагара-Сквер.

Буффало. За три года, что Эштон прожил в этом городе, он полюбил Красивую реку[71] гораздо сильней, нежели свой родной городишко. Город, построенный возле одноимённого залива, всегда числился одним из главных городов Америки. Здесь проходила знаменитая Панамериканская выставка, на которой Никола Тесла и Томас Эдисон продемонстрировали всему миру свои величайшие изобретения. И, как более полувека назад, здесь совсем скоро появится ещё одно, пожалуй, главное изобретение в истории человечества. Но агент Эштон и его коллеги об этом ещё ничего не знали.

Поглядывая на часы, агент Гир пронесся мимо парка аттракционов, горящего тысячами огней даже посреди ночи. Днем здесь будет не протолкнуться от желающих побывать в первом в мире Лунапарке[72]. Тысячи взрослых и детей будут радостно кричать, катаясь на каруселях и на русских горках. Будут поедать сахарную вату, попкорн и хот-доги.

Эштон не любил людные места, особенно такие, где толпами бродили наглые туристы. Поэтому агент никогда не отдыхал рядом с Ниагарским водопадом. Вот где не было прохода от туристов и праздных зевак, тысячами приезжающих со всех уголков мира, чтобы посмотреть на одно из чудес света.

Тем временем автомобиль агента влился в поток машин, неспешно едущих по Делавэр-авеню в сторону городского муниципалитета. Здесь, в здании Сити-холла, на четырнадцатом этаже, располагался буффалский филиал корпорации «Хронос Один».

Освещённый несколькими сотнями прожекторов, этот шедевр модерна, не будучи модерном как таковым, являлся средоточием всей деловой и общественной жизни города. Экстерьер и интерьер муниципалитета украшали скульптуры и фризы, так любимые архитекторами древности, но посвящены они были индустриальным темам: мраморные шестерёнки и винты, колонны в виде восьмигранных гаек с головками заклёпок.

Чтобы хоть немного прогнать сонливость, Эштон включил в машине радио, которое тут же наполнило салон игривыми мотивами «Тутти Фрутти»: