Реквием по империи

– Кай'Омлютаир, – объявил я, выдержав эффектную паузу, – сын наследной принцессы Кай'Анилаир и внук Светозарной, владычицы Дома Жемчужного тумана Кай'Велианир.

Над крепостью повисло молчание, такое густое и тяжелое, что его можно было резать ножом. На Ома взирало около полутора тысяч прозрачных глаз. И в них крылась огромная гамма чувств: от изумления, недоверия до яростной ненависти и откровенного отвращения. Брат хладнокровно выдерживал этот обстрел, демонстрируя спокойствие, достойное истинного наследника Светозарных.

– Прошу удостовериться, – я подал собеседнику еще один документ, подтверждающий, что Лютый действительно имеет право на свое имя. Такие свитки были выправлены нам по приказу Дарианны и выданы в день отмены закона о бастардах и ублюдках.

– Но он полукровка, – возразил командир первозданных, – и потом, почему мы должны верить человеческим бумагам?

Неожиданно заговорил эльф, который встретил нас на стене:

– Это он. Я узнал его.

– Я узнал его, – в унисон донеслась до меня мыслеречь брата, – он, мразь, во время казни матери стоял в первом ряду зрителей…

– Ом, прошу, не надо! – взмолился я. – Не он же решил убить твою матушку.

Не знаю, каких чудовищных усилий это стоило брату, но он сдержался и не произнес ни слова.

– Допустим, – упорствовал командир, – но это ничего не значит.

– Разумеется. Но поскольку мы уже здесь, я предлагаю побеседовать.

– Я - Мэй'Клилли, – представился наконец зеленоглазый, – владыка Дома Изумрудного листа. Хорошо. Как требует закон войны, мы выслушаем вас.

Я поздравил себя с первой победой. Теперь следовало уговорить парня побеседовать наедине или хотя бы в узком кругу. Одного упрямого эльфа проще убедить, чем целую толпу. Но напрасно я тревожился: Мэй'Клилли сам предложил пройти в донжон. С ним отправилась еще одна девушка – золотоволосая и синеглазая, прехорошенькая Рил'Айэлле, владычица Дома Рубиновой луны и мужчина, узнавший Лютого. Его звали Мэй'Аэлли, и он был комендантом крепости. Мы пошли втроем. Полковник и солдаты остались возле ворот.

Мы уселись за стол в небольшой комнате, видимо, служившей местом сбора офицеров. Немного помолчали. Собираясь с мыслями, я смотрел в чистые глаза этих эльфов, в одухотворенные лица, и не мог связать в сознании их и жуткую резню в Лесном крае.

– Да они и не резали, герцог, – мурлыкнул Артфаал. – Это же дети, пылкие, честные, глупые, еще почти не зараженные высокомерием своей расы. Вот только дядюшка мальчишки… с ним будьте осторожнее. И вот что: разверните-ка руки ладонями вверх. Это знак того, что ваша душа открыта, и вы доверяете собеседникам.

Я последовал совету демона, отметив, что изящные ладони Рил'Айэлле повернуты вниз, а пальцы мужчин сцеплены в замок.

– Они априори не согласны со всем, что вы скажете, а девушка просто не доверяет, но готова изменить свое мнение, – любезно расшифровал эти знаки лорд Феррли.

– Скажите, светлые тиссы, – начал я, – что вы намереваетесь делать дальше? Вашего леса больше не существует. Крепость осаждена галатскими войсками. Запас еды наверняка закончился или скоро закончится. Вам не удастся долго выжить.

– Зато мы умрем свободными, – тут же ответил Мэй'Клилли.

– А так ли необходимо умирать? Ведь вы – последние из илльф. Вам не кажется, что это налагает большую ответственность? Вместе с вами погибнет целый народ.

– Лучше нашему народу погибнуть, чем выжить ценой чести.

– Мы не покушаемся на вашу честь, – я едва сдержался, чтобы не ляпнуть какую-нибудь сальность. – Более того, что может быть честнее, чем вступить в сражение со злом, и этим заслужить свободу?

Владыка Дома Изумрудного листа раскрыл было рот, чтобы выдать мне в ответ очередную пафосную фразу, но тут неожиданно вмешался Мэй'Аэлли:

– Чего вы хотите взамен?

– О! – поразился Артфаал. – Это уже почти торг! Дерзайте, друг мой. Надеюсь, в торговом деле вы более искушены, чем в дипломатическом искусстве.

Я кратко обрисовал сложившуюся ситуацию, не подчеркивая, впрочем, отчаянного положения Галатона. Пальцы коменданта расцепились, ладони легли на стол. Отрицание перешло в недоверие.

– Маги смерти… – задумчиво проговорил комендант. – Не уверен, что в наших силах им противостоять.

– Мы можем проверить это, – произнес я. – Граф Летакс – некромант. Он готов устроить вам испытания.

– Допустим, что мы пройдем испытание. Предположим даже, что мы согласимся вам помочь. Пока я услышал только абстрактное обещание свободы.

Глядя на его измученное лицо, я вдруг догадался, что терзает его гордую душу. Прощение. В отличие от своего юношески восторженного племянника он знал, что творили первозданные на человеческих землях. Видел это и сам принимал участие. И понимал, что такое не прощается. И недоумевал, как люди могут забыть о зверствах эльфийского войска. Пусть даже в обмен на помощь. Он сам никогда бы не забыл. А еще я осознал: он боится. Боится, что прозвучит слово "прощение". Потому что не хочет его. Не хочет испытать гнет великодушия извечных врагов. Что ж… Никто и не собирался предлагать такое. Я заговорил – холодно, размеренно, тяжело роняя фразы: