Реквием по монахине

Нэнси. (берет пальто с кресла и подает ей). Но еще удобнее взять ее с собой — понятно, для того, чтобы тянуть деньги с мистера Гоуена или с вашего отца. Поверьте мне, это умнее всего... Но если ваш дружок решит, что они недостаточно быстро дают деньги, он выкинет вас вон — и вас и младенца. Тогда почему бы вам не забыть маленькую на пороге какого-нибудь дома? Вы освободитесь. Но вам ничего больше не останется, как идти искать убежища в Мемфисе!

Тэмпл вздрагивает, но тотчас овладевает собой.

Ударьте меня! Ударьте же меня! Или позовите того негодяя, который ждет в автомобиле, и прижгите мне пятки сигаретой. Я вам уже говорила, вам и ему, что я для того и пришла. Вот! (Она приподнимает ногу.) Я все испробовала, могу испробовать и это тоже!

Тэмпл. В последний раз говорю: замолчи!

Нэнси. Я молчу.

(Она не двигается, не смотрит на Тэмпл. Слегка меняются ее интонации и жесты, но не сразу становится ясным, что она больше не обращается к Тэмпл.) Я пыталась. Я пыталась, я сделала все, что могла. Вы же видите!

Тэмпл. Никто с тобой и не спорит. Ты угрожала мне моими детьми, моим мужем. Ты даже украла мои деньги, приготовленные для побега! Да, никто не может сказать, что ты не пыталась удержать меня. Подбери деньги!

Нэнси. Вы же говорили, что не нуждаетесь в них!

Тэмпл. Нет, я в них не нуждаюсь. Подбери их.

Нэнси. Мне они тоже не нужны.

Тэмпл. Не важно, подбери деньги! Ты можешь взять из них свое жалованье за будущую неделю.

Нэнси наклоняется, подбирает деньги, складывает драгоценности в коробку; кладет все это на стол. Тэмпл успокаивается.

Нэнси!

Нэнси поднимает голову и смотрит на нее.

Я сожалею — я хочу сказать, очень сожалею, — что ударила тебя. Ты всегда была добра к моим детям и ко мне тоже. Ты долго помогала мне жить. Ты пыталась соединить нас с мужем, хотя любой, кто знал бы нашу историю, сказал бы, что мы не можем жить вместе.

Нэнси. Нет, я так не думаю. Да, впрочем, зачем беспокоиться о вашем супружестве, о приличиях, о вас, обо мне, — хоть я вам и очень благодарна за то, что вы взяли меня в дом, разговаривали со мной...

Тэмпл. Не говори так, Нэнси. Мне было хорошо с тобой.

Нэнси. Важнее всего двое ваших малышей.

Тэмпл. Я тебе запрещаю говорить о них.

Нэнси. Подождите. Я хочу только спросить вас еще раз: вы действительно собираетесь это сделать?

Тэмпл. Я не могу иначе.

Нэнси. Вы знаете, что я совсем невежественная. Скажите мне об этом ясно, скажите так, чтобы я могла понять. Скажите: «Да, я собираюсь это сделать!»

Тэмпл. Ты правильно меня поняла. Да, я собираюсь это сделать!

Нэнси. С деньгами или без денег?

Тэмпл. С деньгами или без денег.

Нэнси. Причиняя зло своим детям?

Тэмпл не отвечает.

Ваш муж уже сомневается, что Бюки его сын. Если вы уедете, он в этом уверится, возненавидит его, и малышу будет плохо. А девочка? Она окажется во власти негодяя, который воспользуется этим и будет шантажировать семью, а когда все вытянет, выбросит ребенка на улицу. Вы хотите, чтобы дети страдали? Или чтобы они умерли? Вы хотите, чтобы они узнали стыд, как мы с вами? Как вы и я? А ведь вы знаете, что такое стыд. Так неужели вы даже и не попытаетесь уберечь от него ваших малышей? Вы еще хуже, чем я, хотя, видит бог, я думала, что хуже меня нет на свете. Нет, вы не знаете того, что знает даже такая грязная женщина, как я, — вы не знаете, что маленькие дети не должны страдать ни от стыда, ни от страха. Только от этого их и надо защищать. Всех. Или тех, кого можно. Даже одного, если нельзя иначе. Но для него надо сделать все, что можно. А вы, вы собираетесь бросить их обоих, толкнуть в грязь, которая нам с вами хорошо известна, — вам и мне. Обоих погубить. И вы не попытаетесь спасти хотя бы одного?

Они пристально смотрят друг на друга.

Неужели вам не совестно поступить так? Скажите!

Тэмпл смотрит на нее. Слышится нетерпеливый автомобильный гудок.