Реквием в Брансвик-гарденс

Питту даже пришлось напомнить себе, что допрос ведет он, а не она. Запустив руки в карманы, суперинтендант постарался расслабиться. При своей лохматой шевелюре, съехавшем набок галстуке и полных всякой всячины карманах, он не казался настолько чужим в этом доме, как Телман.

– Однако Кордэ жил здесь какое-то время? – повторил Томас свой вопрос.

– Да. У меня нет причин отрицать это. Однако мы не делали ничего такого, что может заинтересовать полицию. – Его собеседница поджала губы. – Мы ведем здесь самую обыкновенную жизнь. Единственное, что в нас есть необычного, – так это то, что мы живем в этом доме всемером и с детьми, и все в какой-то мере являемся художниками. Мы ткем, рисуем, ваяем и пишем.

– И Доминик тоже занимался каким-то из ис кусств? – уточнил Томас с недоверием. Он и представить не мог, чтобы его родственник мог обладать каким-то талантом.

– Нет, – не сразу ответила Морган, словно бы на какой-то момент допустив такую возможность, но потом отклонив ее. – Но вы так и не сказали мне о том, какое преступление расследуете и почему я должна отвечать на ваши вопросы.

В коридоре прозвучали чьи-то шаги. Они замедлились, а потом продолжились снова.

– Не сказал, – согласился суперинтендант и снова вернулся к своей теме: – Здесь произошло нечто такое, что причинило Доминику страшную боль, по сути дела привело его в отчаяние. Что с ним случилось?

Собеседница его колебалась. Нерешительность читалась в ее глазах.

Полицейский ждал.

– Одна из нас умерла, – проговорила наконец художница. – Мы все были в таком расстройстве… Она была молода, и мы очень ее любили.

– И Доминик?

Женщина опять немного помолчала, прежде чем ответить. Питт понимал, что она взвешивает, что именно можно ему сказать и какую часть истины можно скрыть, не намекнув ему на другие, более тайные предметы.

– Да, – проговорила она, по-прежнему не отводя от Томаса взгляда своих необычайных, голубых и ослепительно-ярких глаз.

Не то чтобы он не поверил ей, однако у него не возникло сомнений в том, что ответ ее укрывает нечто недоговоренное и очень важное.

– Как она умерла? – Суперинтенданту было понятно, что он не сможет определить, сказала Морган ему правду или нет, однако он мог также расспросить ее соседей и отправить запрос в местный полицейский участок. Запись о таком событии не может не сохраниться. – И как ее звали?

Неудовольствие читалось на лице художницы, в посадке ее плеч и в длинной линии спины.

– Зачем вам это знать? – скривилась она. – Какое отношение этот факт может иметь к вашему нынешнему расследованию? Эта грустная молодая девушка никому не причинила зла. Пусть почиет с миром!

Питт уловил в ее голосе нотку трагедии и настороженности. Если она не скажет, придется выяснять это самостоятельно. Особого труда это не составит, однако придется потратить время.

– Произошла еще одна трагедия, мисс Морган, – проговорил он серьезным тоном. – Умерла еще одна молодая женщина.

На лице его собеседницы проступило потрясение, как если бы он ударил ее. Казалось, что она едва верит собственным ушам.

– Еще одна… Как? – Художница уставилась на него. – Что… что случилось? Я не допускаю и мысли, что это мог быть…

На самом деле она вполне допускала эту мысль, что запросто читалось на ее лице.

– Полагаю, вам следует рассказать мне о том, что здесь произошло, – настаивал Томас.

– Я уже сказала вам. – Женщина стиснула кулаки. – Эта девушка умерла.

– По какой причине? – надавил он на нее еще сильнее. – Либо вы все расскажете мне, мисс Морган, либо я проведу надлежащие расспросы и выясню это в местном полицейском участке, у врача, в церкви…

– От передозировки опия, – недовольным тоном проговорила художница. – Она принимала его для сна, но однажды вечером выпила слишком много.

– А сколько ей было лет?

– Двадцать. – Собеседница позволила ему осознать этот факт – и, еще только делая это, поняла, что проиграла.

– Почему? – спросил суперинтендант неторопливо. – Прошу вас, не заставляйте меня вытягивать из вас всю историю, мисс Морган. Я так или иначе получу ответ. Процесс может занять больше времени, но это ничего не изменит.

Художница отвернулась, вглядываясь в яркие краски своей картины, в изображенные на ней цветы и листья. Когда она заговорила, голос ее зазвучал негромко и напряженно:

– Мы привыкли верить в то, что для того, чтобы любовь была подлинной, пребывала в своей высшей и благороднейшей форме, она должна быть свободной, не стесненной никакими границами или связями, любыми… любыми препятствиями, противоречащими ее воле и искренности. Я по-прежнему верю в это.

Питт ждал. Просившиеся на его губы конструктивные аргументы были здесь неуместны.

– Мы пытались воплощать в жизнь этот принцип, – продолжила женщина, чуть склонив голову, так что свет заиграл на ее волосах цвета едва начинающей созревать пшеницы. – Но не все среди нас были достаточно сильными. Любовь подобна бабочке. Если сжать руку, она погибнет!

Морган стиснула кулак. У нее были удивительно сильные руки, с широкими пальцами, испачканными зеленой краской. Затем она разжала ладонь:

– Если ты кого-то любишь, будь готов отпустить его!