Реквием в Брансвик-гарденс

Доминик задумался, рассказала ли Трифена брату об их ссоре и о том, что сказала Кларисса. Под желтым светом лампы, при этих тяжелых тенях, он попытался прочесть правду по лицу Парментера-младшего, но не смог этого сделать. Слишком много эмоций было уже написано на нем: страх, гнев, сожаление, стремление к покою, которым молодой человек обязан был обладать, и чувство вины от того, что ему не удавалось достичь этого покоя. Вера его оказалась недостойной того испытания, которому он подверг ее. Кордэ понял это по требнику, оказавшемуся у Мэлори в руке.

Священник опустился на край садовой скамейки, не думая о том, что она может оказаться сырой или грязной, а то и сырой и грязной одновременно.

– Питт докопается до правды, – произнес он серьезным тоном.

По тому, как Мэлори посмотрел на него, Доминик понял, что молодой человек намеревается блефовать.

– Возможно, – согласился младший Парментер. – Но если вы надеетесь на то, что я каким-то образом помогу вам выгородить отца, то напрасно тратите время. Дело не только в том, считаю я справедливыми такие старания или же нет. Я не верю в то, что они могут дать нечто большее, чем кратковременный эффект. В итоге все станет только хуже. – Он чуть распрямился в кресле, плотно сжал губы и напряженно посмотрел на собеседника. – Обратитесь лицом к истине, Доминик. Я знаю, что вы восхищаетесь отцом; возможно, просто потому, что он протянул вам руку помощи именно тогда, когда вы отчаянно нуждались в ней, а, ведает Бог, благодарность не относится к числу популярных в нашем обществе добродетелей. Однако она не способна заменить честность или правосудие. Она всегда бывает за чей-либо счет.

Доминик уже хотел спросить: «Не за ваш ли?», когда сообразил, что эту реплику вполне можно переадресовать ему самому, и промолчал.

– Мы принадлежим к различным вероисповеданиям, – продолжил Мэлори. – Но самая суть их обязана быть одинаковой. Нельзя передать свои грехи другому человеку. Один только Христос мог принять на себя чужие грехи, однако мы, простые люди, обязаны влачить каждый свое бремя. Это относится и к вам, и ко мне, и к отцу. Закон здесь – не единственное, и даже не главное соображение. Не можем ли мы сойтись хотя бы на этом?

– Можем. – Кордэ наклонился вперед, оперевшись руками о колени. Желтое облачко света выхватывало их обоих из тени листвы. Все вокруг, включая и сам дом, казалось каким-то неведомым миром. – Вы верите, что ваш отец был любовником Юнити?

Его собеседник медлил, и глаза его были полны вины. На мгновение он дрогнул и понял, что Доминик заметил это. Отступать было слишком поздно.

– Нет. – Молодой Парментер уставился на собственные руки.

Воцарилось молчание. Только в бассейне булькала вода, да откуда-то издали, из листвы, доносилась чуть заметная капель.

– Она шантажировала вас вашей связью? – спросил священник.

Мэлори медленно поднял на него взгляд. С его лица мгновенно исчезло всякое осознанное выражение, стертое страхом.

– Я не убивал ее, Доминик! – воскликнул он. – Клянусь в этом! Меня не было наверху лестницы, когда она упала. Я уже говорил, что находился здесь. Я не знаю, что и почему там произошло. Я искренне думал, что это сделал отец. Я и сейчас так думаю. A если это не он, значит, подозрение падает на вас.

– Это сделал не я, – очень ровным тоном проговорил Кордэ. – А кто еще знал, что она вас шантажировала?

– Кто? – На лице Мэлори появилось удивление. – Кларисса? Она остается единственным возможным преступником из членов семьи. Я и представить себе не могу, чтобы в смерти Юнити был виноват кто-то из слуг.

– Они ни при чем, – безрадостным тоном проговорил Доминик. – Мы знаем, где в это время находились все они. Но нет, я не думаю, чтобы это была Кларисса.

– Во всяком случае, Кларисса могла бы убить для того, чтобы защитить меня, – сухо бросил Парментер-младший. – Это могла бы сделать и Триф, но зачем? Она всегда считала, что из нее получился бы лучший священник, чем из меня. Она умнее, однако ум здесь составляет лишь крошечную часть всего необходимого. Я попытался объяснить ей это, но она не захотела слушать. Нужна вера. А еще больше – послушание. А какое в ней послушание?

Ситуация, впрочем, не располагала к обсуждению сравнительных достоинств послушания и милосердия.

– А не могла ли эта смерть все-таки стать результатом трагической случайности? – предположил Доминик, пытаясь дать своему собеседнику возможность признаться в менее серьезном преступлении.