Реквием в Брансвик-гарденс

– Спасибо, – приняв приглашение, гость немедленно вошел в дом. – А потом я сразу же отправлюсь искать мистера Питта. Я не могу задержаться надолго.

– Так тебя никто и не просит. – Грейси повернулась и, шелестя юбками, широким шагом проследовала на кухню. – А у меня есть работа… так что таким, как ты, незачем здесь околачиваться половину утра.

Шарлотта решила сделать вид, что не видела их обоих, и удалилась в гостиную.

Из дома она вышла в начале десятого, и к десяти уже оказалась возле городского дома своей сестры Эмили Рэдли в Мейфэре[12]. Конечно же, она прекрасно знала, что Эмили находится в Италии. Шарлотта регулярно получала от сестры письма с описанием прелестей неаполитанской весны: самое последнее, доставленное вчера вечером, пришло уже из Флоренции. Город показался миссис Рэдли обворожительно прекрасным и полным интереснейших людей, художников, поэтов, проживавших за рубежом англичан всех сортов, не говоря уже о самих итальянцах, которых Эмили находила обходительными и более дружелюбными, чем она ожидала.

Завораживали ее сами улицы Флоренции. Совершенно неожиданным для миссис Рэдли образом на местном базарчике ее больше привлекла отважная красота молодого Святого Георгия работы Донателло, чем товары, которые там можно было приобрести.

Миссис Питт завидовала младшей сестре, совершавшей такое приключение тела и разума. Однако в отсутствие Эмили она обещала раз или два посетить бабушку, остававшуюся дома практически в одиночестве – во всяком случае, если речь шла о членах семьи. Время от времени к ней заходила ее дочь Кэролайн, однако она была слишком занята, чтобы приходить регулярно, и когда ее муж Джошуа играл не в Лондоне, что случалось достаточно часто, уезжала вместе с ним.

Бабушка еще не приготовилась к приему гостей, и служанка попросила Шарлотту подождать, на что та и рассчитывала. Приехать к старушке вовремя было попросту невозможно, и если десять утра было не слишком поздним временем, этот час непременно должен был оказаться чересчур ранним.

Гостья заняла себя чтением утренней газеты, которую лакей поднес ей проглаженной утюгом и на блюде[13]. Шарлотта приняла газету с улыбкой и принялась разыскивать комментарии к сообщению о смерти Юнити Беллвуд. По крайней мере, пока эта смерть была еще не скандалом, а просто трагедией, не имеющей удовлетворительного объяснения. О ней, возможно, и не упомянули бы, если бы событие это не произошло в доме потенциального епископа Беверли.

Дверь отворилась, и на пороге появилась старая леди. Как обычно, она была в черном. Старушка обрела привычку носить траур после смерти мужа, приключившейся тридцать пять лет назад. Почему нет, если это могла позволить себе королева? Сей образчик был, бесспорно, достоин подражания.

– Снова читаешь про скандалы? – критическим тоном заметила бабушка Шарлотты. – Будь это мой дом, я не позволила бы лакею подавать тебе газеты. Однако это не так. У меня больше нет дома. – В голосе ее чувствовалась острая жалость к себе самой. – Теперь я квартирантка, лицо зависимое. Никто не обращает внимания на то, что я хочу.

– Бабушка, не сомневаюсь в том, что ты можешь порадовать себя, вне зависимости от того, читаешь ты газеты или нет, – ответила миссис Питт, складывая газету и опуская ее на стол. Поднявшись на ноги, она подошла к пожилой леди: – Как ты тут? Выглядишь хорошо.

– Не груби, – сказала старая дама, слегка возмущаясь. – Я плохо себя чувствую. Сегодня вообще не сомкнула глаз.

– Ты устала? – поинтересовалась Шарлотта.

Бабушка посмотрела на нее уже с более сильным возмущением.

– Если я скажу тебе «да», ты скажешь, чтобы я возвращалась в постель; если же скажу «нет», ты заявишь, что мне незачем было столько спать, – проворчала она. – Что бы я ни сказала, ты все равно скажешь мне, что это не так. Сегодня ты особенно склонна к противоречию. Зачем ты пришла ко мне, как не затем, чтобы перечить? Ты поссорилась с мужем? – В глазах старушки промелькнула надежда. – Надо думать, ему надоело, что ты суешь свой нос не в свое дело и интересуешься такими вещами, о которых не подобает знать приличной женщине. – Она прошествовала к внучке, погрозила ей палкой и тяжело опустилась в одно из стоявших возле огня кресел.

Миссис Питт вернулась к своему креслу и тоже села.

– Нет, я не ссорилась с Томасом, – непринужденным тоном возразила она. Это было верно пусть не буквально, но в том смысле, который подразумевала бабушка. Впрочем, Шарлотта не сказала бы ей правды даже в том случае, если бы Питт побил ее.

– Видно, лучшего занятия не нашла! – отпарировала старая леди.

Ее гостье очень хотелось сказать, что лучших дел у нее целая уйма и что явилась она исключительно из чувства долга, однако она решила, что так не добьется своей цели, и потому воздержалась от возражений.

– Не нашла – в данный момент, – ответила молодая женщина.

– И нет никаких преступлений, в которые можно сунуть нос? – Ее пожилая собеседница приподняла брови.

– Доминик стал министрантом[14], – проговорила Шарлотта, меняя тему.