Рембрандт

Отвратительно гримасничая, он подражал сдавленному голосу старой женщины. Толпа веселыми криками приветствовала его выходку. И тут же, словно это был сигнал к началу долгожданного зрелища, дверь осажденного дома внезапно распахнулась. Престарелая женщина шагнула через порог и, грозно сверкая глазами, стала в дверном проеме, выпрямившись во весь рост.

Титус, напуганный неожиданным появлением этой фигуры, судорожно вцепился в руку Хиллиса. А тот смотрел на все с любопытством, спокойно и равнодушно.

Старуха была высокая и худая, как палка. Редкие седые космы беспорядочно выбивались из-под черного тесного чепца. Лицо — желтое, обветренное, костлявое и заостренное, с длинным носом и выдающимися скулами; руки — длинные, болтающиеся. Женщина прислонилась к дверному косяку.

Толпа встретила появление старухи неистовыми криками. Беснуясь, люди с воем устремились к двери. Старуху обступили со всех сторон. Вплотную к ней стали два парня, по-видимому — местные коноводы.

Старуха подняла костлявые руки. Стало тише. Слышно было, как рассмеялась какая-то женщина. Оборванец, протиснувшийся к самому порогу, закричал:

— Эй, Аахье Янс, какие сегодня вести сверху?

Толпа откликнулась коротким взрывом злорадного хохота.

Старуха смерила оборванца с ног до головы. Презрение, растерянность и ненависть — все отразилось в ее глазах. Она потрясла поднятыми вверх руками.

— Я должна возвестить, что мне ведомо! Я должна возвестить: грядет гибель мира и час возмездия! Теперь уже недолго осталось!..

— Врешь, как всегда! — раздался певучий голос.

Какая-то женщина бойко выскочила вперед.

— Семь лет грозишь ты нам бесплодием, старая ведьма, но твои пророчества никак не сбываются! — выкрикнула она.

Опять загремел смех. Один из мужчин схватил ее за руку.

— Будь ты верна своему мужу, пророчество и сбылось бы! А это бог послал тебе за грехи. Да Аахье Янс вовсе не о том и говорит, верно, Аахье?

Старуха, казалось, не слышала. Губы ее двигались, руки дрожали.

— Час настал! — упрямо твердила она. — Час настал! Великая расплата грядет! Конец близок!

Старуха тяжело перевела дух и продолжала пророчить:

— Ночное видение опять явилось мне, и на этот раз было еще страшнее, чем всегда!

— Какое же оно из себя, Аахье Янс? А ноги и руки у него есть? И что же это: мужчина или женщина?

Вопросы сыпались со всех сторон, галдеж разрастался. Но все перекрывал пронзительный голос старухи — ее неотступное, резкое, монотонное карканье.

— Войны и воинственные кличи! Куда ни глянь — везде несчастье и гибель. В городах и селах — нужда! Небеса содрогаются. Солнце и луна меркнут. Звезды утрачивают свое сияние!

Старуха снова глубоко перевела дух.

— Покайтесь! Внемлите священному писанию! Страшитесь судии божьего, который приидет! Вокруг нас дети Вельзевула сеют бедствия и множат тьму. Законы теряют свою силу. Мертвые взыскуют о помощи из морских глубин. Князья и правители трясутся от страха в своих дворцах.

Рослый оборванец, подражавший старухе, плюнул прямо под ноги безумной вещунье.

— Отлично, пусть их трясутся! — крикнул он, показав два ряда желтых зубов. — Я всегда только этого и хотел. Но станем ли мы от этого хоть на грош богаче? Даже если бы твои пророчества и сбылись, все равно эти господа успели уже хорошо пожить! Зимой они грелись у теплого камина, а летом прохлаждались в своих имениях. А мы, мы? И маши дети, никогда не вылезающие из грязи?

Издевательский смех умолк. Все взгляды устремились на оборванца. Тяжело дыша, он сжал кулаки. Лица слушателей помрачнели. Все взоры вновь обратились к распахнутой двери, в которой все еще стояла старуха. Изумленно, беспокойными слезящимися глазами рассматривала она некоторое время говорившего. Наконец ее прорвало:

— Горе тем, кто знает одни лишь излишества и изо дня в день служит чреву и Маммоне. Помните одно: берегите душу свою, ибо она принадлежит господу!

И еще громче, предостерегающе воскликнула:

— Покайтесь, покайтесь!

Оборванец передернул плечами.

— Нас этим не утешишь! — сказал он и потряс в воздухе сжатыми кулаками. — Я хочу есть, хочу жить, жить! А что-то не видать, Аахье Янс, чтобы твои прорицания осуществлялись. Пройдись-ка по Кайзерграхт с его красивыми дворцами… Они там все еще купаются в богатстве и роскоши… а мы?..

Воцарилась мертвая тишина. Теперь лица потемнели от гнева и долго сдерживаемого чувства ненависти. Все напряженно уставились на старуху, будто она вдруг действительно обрела дар ясновидения.

А она покачала головой и сказала, обращаясь к оборванцу:

— Святое писание не лжет, Флорис Геертс. Писание предрекает гибель толстосумам и царедворцам, возлегающим на ложах из слоновой кости, поедающим ягнят из стада, пляшущим под всплески лютни, распивающим вино и умащающим себя елеем.

Повысив голос, она торжественно возвестила:

— Они придут туда, как пленники, и их роскошь обратится в тлен…

Слышно было только шарканье множества ног и хриплое, прерывистое дыхание. Старуха широко развела руками и снова заголосила, визгливо, захлебываясь:

— Так не держитесь же земного и преходящего. Думайте о спасении собственной души, готовьтесь к ужасному концу!