Ренессанс. У истоков современности

Некоторые критики язвительно указывали на то, что многие детали христианской веры заимствованы из более древних языческих легенд: судилище над душами, использование огня для кары в подземном узилище, райская жизнь для праведных душ. Христиане отвечали: все эти древние верования были искаженными толкованиями истинных христианских мистерий. О триумфе такой аргументации свидетельствует ярлык, которым мы наградили приверженцев политеизма. Те, кто верил в существование Юпитера, Минервы или Марса, вовсе не считали себя язычниками (pagans): это понятие появилось в конце IV века. Его этимология связана со словом «peasants» – крестьяне, деревенщина. То есть в это понятие вкладывался вполне определенный оскорбительно-ехидный смысл: подчеркивалась невежественность, неотесанность язычников, в чем прежде обвинялись ранние христиане.

Защищаться от попреков в плагиате христианам было легче, чем от обвинений в абсурде. Пифагорейцы верили в воскресение плоти, и их в целом правильный подход к этой проблеме нуждался лишь в корректировке. Труднее было справиться с эпикурейцами, доказывавшими, что идея воскресения мертвых противоречит всему, что мы знаем о физическом строении Вселенной. С первыми еще можно было поспорить, других – целесообразнее всего было игнорировать или замолчать.

Хотя для ранних христиан, в том числе и для Тертуллиана, некоторые положения эпикуреизма казались вполне здравыми[138] – прославление дружбы, милосердия, прощения и неприятие мирского тщеславия, – в первой половине IV века стало ясно: атомистическое учение должно исчезнуть. Последователи Эпикура к тому времени нажили врагов и за пределами христианского сообщества. Когда император Юлиан Отступник (ок. 331–363), решивший возродить язычество в противовес наступавшему христианству, составил перечень трудов, которые необходимо читать священникам, то специально указал: «Нам не следует обращаться к трактатам эпикурейцев»[139]. Евреи называли всех, кто отходил от раввинской традиции, apikoros

– эпикурейцами[140].

Для христианства же эпикуреизм представлял самую серьезную угрозу. Если дать волю идее Эпикура о смертности души, писал Тертуллиан, то обнажится и рухнет основа христианской морали[141]. По Эпикуру, «если страдание незначительно, говорил он, то им можно пренебречь, если оно тяжелое, то продлится недолго». Для христианина важно верить в то, что страдание и боль могут быть вечными. «Эпикур губит религию», – писал другой Отец Церкви. Уберите идею Провидения, и «в жизни воцарятся смятение и хаос»

[142].

Апологеты христианства должны были изыскать способы борьбы против эпикуреизма. Осмеивать пантеон языческих богов не имело смысла, поскольку эпикуреизм сам развенчал святость божеств и религиозную мифологию. Оставалось только представить основателя Эпикура в другом свете – в образе не апостола умеренных развлечений и наслаждений, а Фальстафа невоздержания. Эпикур – болван, свинья и психопат. В таком же виде надо изображать и его главного последователя Лукреция.

Однако опошления репутации Эпикура и Лукреция было недостаточно. Навязчивые истории о глупости, свинском потакании своим желаниям, безумии, а потом и склонности к суициду вряд ли могли отвлечь образованного человека от чтения талантливых книг и их копирования. Помимо новаторской теории о том, что мир состоит из атомов и пустоты, еще более притягательными были этические ориентиры – стремиться к удовольствиям и избегать боли. Непросто представить обыкновенные и естественные желания вредящими истинной вере.

Столетия ушли на то, чтобы реализовать этот грандиозный проект, так до конца и не осуществленный. Основные тезисы сформировались в конце III – начале IV века в сочинениях ритора из Северной Африки, перешедшего из язычества в христианство, Лактанция. Наставник сына императора Константина, навязавшего христианство всей империи, написал серию памфлетов против эпикуреизма. Главный довод – эта философия обрела множество последователей не потому, что в ней заключается какая-то новая правда, а в силу заманчивости призыва к удовольствию[143].

Лактанций наставлял: важно убеждать верующих не только в порочности сластолюбия, но и в несостоятельности утверждений эпикурейцев о том, что Бог будто бы поглощен собственными интересами и равнодушен к судьбам людей. Напротив, писал Лактанций в 313 году в одном из своих самых известных сочинений, Бог заботится о человеке, как отец о заблудшем сыне. Лучшее доказательство этой заботы – Божий гнев. Господь гневается на человека, значит, его любит. Поэтому он и подвергает его суровым наказаниям.