Ренессанс. У истоков современности

У христиан V и VI веков было немало причин для пролития слез. Города рушились, поля пропитались кровью умирающих солдат, грабежи и изнасилования приобрели масштабы эпидемии. Надо было как-то объяснить отвратительное поведение человека, который словно намеренно не желал учиться на уроках своего прошлого. Теология предложила объяснение этому неприятному феномену, более глубокое и фундаментальное, чем могли дать ему самые умудренные теоретики или научные школы: человек порочен от природы. Наследники греха Адама и Евы испытывают беды заслуженно; их надо наказывать; они должны подвергаться нескончаемым страданиям. Только через боль горстка везунчиков сможет добиться привилегии спасения.

Хотя пройти через страдания назначено всему человечеству, лишь самые рьяные приверженцы доктрины спасительной боли, воспламененные взрывоопасной смесью страха, надежды и энтузиазма, избрали этот путь. Они были уверены в том, что должны ублажить Божий гнев своими страданиями, которых Он от них требует по справедливости. В их решимости было что-то похожее на римскую традиционную воинскую стойкость, но, за небольшим исключением, они не ставили перед собой цель добиться стоического безразличия к боли[147]

. Напротив, успех всего проекта зависел от сохранения чувствительности к голоду, жажде, одиночеству и боли. И истязая себя розгами или зазубренными камнями, они не пытались подавить естественные в таком случае крики и стоны. Эти вопли были частью платы и искупления, которое, если повезет, позволит им обрести в загробной жизни то счастье, которого лишились Адам и Ева.

К 600 году в Италии и Галлии действовало более трехсот монастырей[148]. В большинстве это были небольшие заведения, напоминавшие виллы с крепостными стенами и подсобными постройками. Но в них преобладало духовное и корпоративное единство, позволявшее сохранять безмятежность и стабильность в неспокойном и нестабильном мире. В обители уходили люди, чувствовавшие необходимость изменить образ жизни, искупить собственные грехи и прегрешения своих близких, помышляя о том, что они удостоятся вечного блаженства, если отвернуться от мирских наслаждений. Со временем к ним присоединились менее пламенные личности, которых отдавали церкви родители или опекуны.

В монастырях, где никто не сомневался в том, что искупление невозможно без унижения, вполне естественными были телесные наказания нарушителей правил: virgarum verbera

– порка розгами, corporale supplicium – причинение физической боли, ictus

– удары, vapulatio – избиение дубинкой, disciplina

– охаживание плетью, flagellatio – бичевание. Дисциплинарное физическое воздействие, которое в языческом обществе рассматривалось бы как бесчестье, применимое только к социально неполноценным индивидам, назначалось с неким демократичным равнозначным отношением к рангам и титулам. Жертва обыкновенно должна была сама нести розги, которыми ее будут пороть, а затем, сидя на земле, непрестанно повторять «Mea culpa» («я виновен») и беспрекословно переносить удары до тех пор, пока аббат или аббатиса, удовлетворившись, не остановят экзекуцию.

Обязательность добровольной готовности жертвы к наказанию[149] – доказываемая целованием прутьев – наглядное свидетельство желания христианской церкви растоптать эпикурейский принцип получать от жизни усладу и избегать боли. Кроме того, испытание болью было не только наказанием, оно еще служило средством выражения своего благочестия, стремления следовать примеру Спасителя. Христианские отшельники, помня о Страстях Господних, намеренно истязали свою плоть, дабы испытать те же мучения, которым подвергся Иисус Христос. Хотя практика самоистязания известна со времен поздней античности – она была достаточно необычной для того, чтобы получить широкое распространение, – лишь в XI веке реформатор монашеских традиций итальянский бенедиктинец Петр Дамиан ввел добровольное самобичевание в качестве основного аскетического средства, признаваемого церковью.