Ренуар

Но сказав, что я не знаю портрета, который приводил меня в большее бешенство, я забываю еще о портрете мадам С., прелестной молодой женщины, муж которой держал гостиницу в окрестностях Парижа.

Я. — Таким образом, у вас был случай найти модель, руки которой еще не остыли от работы, такие именно, как вы любите писать?

Ренуар. — Да, конечно; но в ней было еще кое-что, чего я не мог понять. Это не было одно из тех существ, которые ни о чем не думают, как того можно было бы ожидать от хозяйки гостиницы. Казалось, у этой голова как раз набита целой кучей мыслей. Кончилось тем, что однажды терпенье мое лопнуло и я вскочил: «Но, ради бога, что же там такое у вас в голове?» — «Эх, мосье, какой вы недогадливый!.. Я думаю о том, что, пока я сижу вот здесь без дела, там, может быть, уже подгорает на сковородке!»

Глава XIV

Путешествие в Испанию

Ренуар. — Окончив портрет мадам де-Бонньер, я совершил с моим другом Галлимаром поездку в Испанию. Слишком давно я уже собирался посмотреть Мадридский музей! Но сама Испания — какая страна! В продолжение целого месяца, проведенного там, я не встретил ни одной красивой женщины! И это полное отсутствие растительности! Но при всем том у них вовсе не республика… этот восхитительный режим, отменивший право старшинства, вследствие чего малейший кусочек земли делится между всеми наследниками, сколько бы их ни было, таким образом, что скоро в Испании не останется ни деревца на полях, ни рыбы в реках, ни птицы в воздухе!

Я

. — А знаменитые испанские танцы?

Ренуар. — Я их достаточно видел в Севилье, но так как они уже были не в моде, мне пришлось идти ради них в самые грязные кварталы предместья. Какие чудовищные женщины! А эти столь хваленые литераторами сигары — настоящий ужас! Я бы сбежал из Испании тотчас же, если бы не Мадридский музей. Какие Веласкесы!

Я. — А Греко?

Ренуар. — У меня был с визитом один испанский художник, который задал мне этот же вопрос. Чтобы оказать ему честь и вместе с тем чтобы доставить себе удовольствие поговорить о художнике, которого я люблю больше всего, я произнес имя Веласкеса. Мой гость стремительно, почти вызывающим тоном возразил: «А Греко?» Банальная вещь, конечно, говорить, что Греко — очень большой художник, если простить ему искусственное освещение, постоянно одни и те же руки и шикарные драпировки… Из-за всего этого, а также по природе своей я предпочитаю Веласкеса. Аристократизм этого мастера, проявляющийся в малейшей детали, во всем, в каком-нибудь простом банте, — вот что я ценю в нем больше всего!.. Розовый бантик инфанты Маргариты — в нем заключено все искусство живописи! А глаза, тело вокруг глаз — какие прекрасные вещи! Ни тени сентиментальности, размягченности!..

Я знаю, что художественные критики упрекают Веласкеса за слишком легкое письмо. Какое, наоборот, прекраснейшее свидетельство того, что Веласкес вполне владел своим ремеслом! Только владея ремеслом, можно дать впечатление, что вещь сделана в один прием. Но, если говорить серьезно, какая изысканность в этой живописи, такой легкой на первый взгляд!

А как он умел пользоваться черной краской! Чем дальше, тем больше я люблю черную краску. Ищешь, ищешь, напрягаешься, наконец какая-нибудь черная точка, и — как это прекрасно!

В ложе Парижской оперы

Я

. — По поводу черной: тридцать лет назад, когда Эмиль Бернар занимался у Кормона^[48] в Академии художеств, маэстро сказал ему: «Как, у вас на палитре нет черной краски? Вы составляете черную из синей и красной? Я не могу вас терпеть в моей мастерской, так как вы будете разлагающе влиять на ваших товарищей!»

Но вот теперь, совсем недавно, один молодой художник, который получил первые уроки у Эмиля Бернара, изменившего с тех пор под влиянием Сезанна свое мнение о черной, отправился учиться у Кормона. Обходя работы учеников, Кормон остановился перед новичком: «Это что еще за грязь на вашей палитре? Разве вы не знаете, что черная краска — не цвет?.. и что в настоящее время установлено, что черный цвет надо составлять из красной и синей?..»

Но, мосье Ренуар, вы остановились на воспоминаниях о Мадридском музее. Какие Веласкесы вам понравились больше других?