Реплика в зал. Записки действующего лица

Впору снова вспоминать о мистических предрасположениях в собственной судьбе. Не объяснить, почему такие разные люди столь сходно поделились наболевшим с чужим человеком...

- А не хотите ли поспорить в кадре с Роланом Быковым о детском кино? - спросила меня однажды руководитель "Кинопанорамы" Ксения Маринина". - Вы же там с ним в чем-то не сходитесь?.. Вы - свое, он - свое, будем снимать. Когда конфликт - всегда интересно.

- Почему бы нет - давайте! А согласится?

- Предварительно говорила. Он не возражает. При одном условии: оба посмотрите после монтажа и, если скажете давать, дадим. Если хотя бы один скажет "нет", передачи не будет.

- Годится! Поехали!..

И вот мы сели друг против друга. Рядом некий письменный стол - якобы разговариваем не в павильоне, огромном, как ангар, а как бы в кабинете - прибежище интеллектуалов.

После команды "Начали!" Ролан стал убеждать меня, что подлинное искусство для детей верит в способность ребенка понимать больше и чувствовать лучше, чем предполагают иные заскорузлые ремесленники от кинематографа или замшелые представители педагогики. Если ребенок чего-то и не поймет сейчас, то не страшно - поймет позже, но великое, глубокое, значительное, предъявленное ему искусством, обязательно оставит свой след.

Оставит-то оставит, соглашался я, но и нельзя забывать, что разному возрасту подобает и разный уровень разговора. Доступное четырнадцатилетнему, для шестилетнего - пустой звук, пролетит мимо.

Я взял с того письменного стола заранее припасенный томик Белинского, заложенный на нужной странице, и зачитал: "Человек имеет свои эпохи возрастания, не сообразуясь с которыми в нем можно задушить всякое развитие".

- Среди хаоса бессердечного, рационального мира в кинематографических джунглях, - погнал Ролан красивые пышности, цитируя собственную статью, которую я хорошо знал, - юные герои становятся миссионерами религии Добра. Этот, казалось бы, инфантильный идеал приобретает по отношению к миру уныния позицию Надежды.

- Позиция Надежды звучит не менее инфантильно, чем религия Добра.

- Ребенок в кино - это простак в безумном мире.

- Правильно. Но если я, взрослый, сильно напрягшись, еще способен понять вашу красивую мысль и даже принять ее, то не уверен, что на это способен малыш. Если, конечно, иметь в виду фильм для детей, а не фильм для взрослых о детях...

Ролан явно к передаче не готовился. Все, что он говорил, так или иначе звучало у него раньше и письменно, и устно. Поскольку я готовился, он упростил мне задачу.

Пока мы препирались, краем глаза я видел Ксению. Она показывала большой палец. Ей происходящее нравилось.

Разговор длился около часа. Когда камеру выключили, Ролан сразу исчез, а я пошел на лестницу покурить. Потом поднялись в кабинет главного редактора киноредакции - к Нине Александровне Севрук.

"Только что был Ролан Быков, - сообщила она. - Сказал, что его там внизу полностью обосрали, и он запрещает давать запись. Ничего не поняла. Он уже ушел".

Но надо было знать упрямую натуру Ксении Марининой. У нее было, как у Высоцкого: "Если я чего решу, то выпью обязательно". Она снова насела на Ролана и уговорила его повторить разговор и запись. На тех же, понятно, джентльменских условиях. Я опять согласился.

Опять сели в кресла, поставили письменный стол, включили камеру. И стало происходить нечто странное: я говорю, - Ролан со мной соглашается, говорит он, - соглашаюсь я, потому что, с моей точки зрения, он стал говорить то, с чем не согласиться невозможно. И так по кругу несколько раз. Просто встреча единомышленников, без всякого намека на драматургию, не говоря уже про конфликтность! Полчасика поиграли этим "разговорным мячиком" и остановились, чтобы не толочь воду в ступе.

- Это никому не интересно! - заявила Ксения Маринина. - Тут нечего показывать...

И оба наших разговора улетели в корзину, а не в эфир, как предполагалось поначалу.

На V съезде кинематографистов, надо признать, Ролан Быков произнес одну из самых зажигательный речей. Если не можете нам помочь, обращался он к условному руководству, то хотя бы не мешайте, сами сделаем. Ему горячо аплодировали.

В нашей стране, как пелось в одной советской песне, все мечты сбываются. Сбылась и мечта лидеров съезда - им никто не мешал, они принялись все делать "сами". В результате произошло то, что произошло - "кина" не стало.

А совсем скоро после съезда я услышал еще одну речь Быкова, такую же горячую. Он выступил на разборке, которую устроил журналу "Советский экран" новый глава кинематографистов Элем Климов. Там, слушая подогретую актерством обличительную словесную эквилибристику, абсолютно не имеющую отношения к пользе дела, пришлось убедиться, сколь яростным может быть сведение счетов за два нелюбезных абзаца в давней статье. Но это, наверное, понимал только я. Остальные думали, что присутствуют при рождении прекрасного нового, вольного и необычайного. Надо лишь снести без остатка существующее. После тех речей уникальное издание про кино - "Советский экран" было погублено, оно вскоре исчезло.