Решение об интервенции. Советско-американские отношения, 1918–1920

Доля тех, кто присоединился к коммунистам, была самой высокимой в сибирских лагерях, но даже и там, на самом пике агитационной работы, численность «неофитов» никогда не превышала 20 процентов. Эльза Брандстрём, шведка, сыгравшая весьма заметную роль в работе Шведского Красного Креста среди заключенных в Сибири, оценивает общее число тех, кто в то или иное время вступал в ряды большевиков по всей России, в приблизительно 90 000 человек. Это составило всего 5,6 процента. Многие записывались в новые большевистские отряды неохотно и формально, причем только небольшая часть присоединившихся имела оружие. По самым приблизительным оценкам, основанным на наблюдениях работников Шведского Красного Креста, число вооруженных лиц во всей России составляло не более 15 000 человек, из которых 5000 находились в Туркестане. Таким образом, во всей Сибири и Поволжье не могло быть более 10 000 вооруженных заключенных – ничтожное число, учитывая огромные размеры этой территории. Среди них венгры составляли самую многочисленную национальную группу, за ними следовали чехи и сербы. Немцы проявляли большее сопротивление коммунистическому давлению, чем любая другая национальность, и их число в коммунистических отрядах должно было быть совершенно мизерным. Однако те очень немногие немцы, действительно примкнувшие к большевикам, как правило, вставали на руководящие должности как в военном, так и в политическом плане. Этот факт, возможно, ввел в заблуждение многих наблюдателей относительно масштабов немецкого участия[35].

Здесь наиболее важно осознать, что правительства Центральных держав не только не имели никакого отношения к вербовкам подобного рода, но и происходила эта деятельность вопреки желанию и активному сопротивлению офицеров-заключенных: любая уступка большевистскому давлению представлялась им откровенной изменой. При любых обстоятельствах привлечение этих людей на сторону Красной гвардии не являлось выражением военной политики Центральных держав и не входило в число их государственных интересов.

Подавляющее большинство «новобранцев» из числа пленных, зачисленных в большевистские воинские части, несли службу в непосредственной близости от русских красногвардейцев. Известен лишь один случай, когда эти люди были организованы в национальную единицу, и, как мы увидим несколько позже, коммунистические власти вскоре об этом пожалели.

Многочисленные слухи о вооружении сибирских военнопленных доходили до союзников и в европейской части России, и до находящихся в Пекине, Маньчжурии и на Дальнем Востоке («дальневосточные сплетни» казались особенно многочисленными и впечатляющими). Возможно, именно из-за этого обстоятельства американское представительство в Пекине решило направить в Сибирь военного атташе посольства майора Уолтера С. Драйсдейла с целью расследования реальной ситуации, связанной с вооружением заключенных. Атташе уже обладал опытом наблюдателя в Сибири зимой 1918 года (т. 1, гл. 14), а теперь, в середине марта, ему предстояло отправиться туда снова и на этот раз специально для того, чтобы проверить тревожные слухи.

Именно в это время военные представители союзников, прикомандированные к миссиям на территории самой России, казалось, были сильно воодушевлены несмолкающими разговорами о возможном военном сотрудничестве между союзными державами и советским правительством. Особенно бурные дискуссии о целесообразности оказания военной помощи большевикам велись в феврале и марте. Естественно, что в этих спорах заметную роль играл вопрос целенаправленного вооружения большевиками немецких и австрийских военнопленных. Если обвинения оказались бы правдой, становилось очевидным, что союзникам следовало проявлять крайнюю осторожность в оказании какой-либо помощи в создании новой Красной армии. Локкарту и Робинсу, решительно выступающим за военное сотрудничество с большевиками, постоянно приходилось выслушивать, что большевики предают союзников, передавая оружие в руки военнопленных в Сибири.

Приехав в Москву сразу после ратификации Брест-Литовского договора, Локкарт и Робинс поинтересовались у Троцкого о правдивости этих слухов, на что тот ответил, что, хотя в них и нет правды, ему бесполезно выступать с официальными опровержениями: союзники все равно не поверят. Тем не менее Троцкий не мог не признать всю серьезность обвинений и предложил Локкарту с Робинсом отправить своих собственных представителей в Сибирь для тщательного расследования, а уж об их полномочиях он позаботится.

Для этой миссии избрали капитана У.Л. Хикса (с британской стороны) и капитана Уильяма Б. Вебстера[36] (от Красного Креста со стороны Робинса). Ввиду заинтересованности Троцкого в пресечении слухов в тот же день (19 марта) посланникам выделили специальный поезд, который должен был доставить их в Вологду. Далее их личный вагон планировалось прицепить к Транссибирскому экспрессу. Инспекторов сопровождал советский комиссар, которому следовало заботиться об их комфорте и оказывать всяческую поддержку. Об отправке офицеров Троцкий объявил публично.