– Что ж, главное - прояснить ситуацию, – заявила она. – И пожалуйста, ради всего святого, что тебе дорого, не называй меня мэм. Можешь называть меня любым ласковым словом, кроме «старушка» или «сладкая» - никогда не любила ни того, ни другого, – сказала она, понизив голос. – Но ты можешь называть меня Шерри, Шер, как певица, или мама Лока, хотя это и надоедает; или Селена, потому что, ну, мать-луна; или Гиджет или Гидж, потому что так меня называл мой дедушка; Рианнон, потому что богиня и, конечно, песня Fleetwood Mac; мама Шарлотта, потому что я люблю это имя; Регина, что означает королева, конечно; или Меле, что означает песня или поэма на гавайском языке, потому что, боже мой, разве это не прекрасно?
Ник медленно повернулся, чтобы посмотреть на меня.
Я пожал плечами, и он снова перевел взгляд на нее, потому что она еще не закончила.
– А еще Иона, так хотел назвать меня отец, или... о, знаешь что, я думаю, это то, что нужно.
– Я согласен на Шерри.
Она скорчила гримасу и хмыкнула.
– Немного скучновато, но ничего страшного.
Когда я открыл заднюю дверь «Ровера», чтобы взять наш багаж, он был рядом со мной.
– Думаю, она разочарована, – сказал он, выглядя расстроенным.
– Нет, она просто надеялась на Гиджет или Гидж. Ее дедушке нравился этот фильм, и они не раз смотрели его вместе. Я воспользуюсь им в какой-то момент, пока мы здесь, и это сделает ее счастливой.
Он уставился на меня.
– Что?
– Нет, ничего.
– Выкладывай, – потребовал я.
– Ладно, но нет способа сказать это и не показаться придурком.
Я ухмыльнулся.
– Давай угадаю. «Ты кажешься таким нормальным, раз она твоя мать».
– Нет, – сказал он, прочистив горло. – Мне было интересно, как это ты такой скучный, если она твоя мать.
Отмахнувшись от него, я взял свою сумку и повернулся, чтобы направиться к дому.
– Я шучу, – поддразнил он, скользнув ко мне, положив руки мне на бедра и двигая головой, чтобы заставить меня посмотреть на него. – Да ладно, Лок, я шучу.
Я зарычал на него.
Наклонившись, он обхватил меня за талию и прижался лицом к моей шее.
– Я играю с тобой, – пробормотал он, его теплое дыхание на моей коже вызвало непроизвольную дрожь. – С тобой не скучно, даже немного.
– Давай, – подтолкнул я его, желая, чтобы он отпустил меня, прежде чем я сделаю то, что хочу, и схвачу его обратно. У меня возникло внезапное желание обхватить его руками. – Я умираю от голода.
Он отпустил меня, бросился за своей сумкой, и я запер машину, пока он догонял меня. Собаки вернулись, чтобы убедиться, что мы не заблудились, идя к дому.
Широкий ручей и тень пышной рощи деревьев, окружавших дом, немного охлаждали температуру снаружи, но это был конец августа, все еще жарко, поэтому мы вернулись внутрь, в тень и к вентиляторам. Ник был мгновенно впечатлен.
– Если тебе станет слишком жарко, – сказала мама Нику, – я могу включить кондиционер, но я предпочитаю этого не делать. Мне не нравится быть отрезанной от природы.
– Я тоже, – согласился он. – Я стараюсь держать двери дома открытыми, хотя у меня есть воздушная завеса, – сказал он ей.
Она попросила его объяснить, и хотя он сказал ей, что воздух не пропускает жуков, она ужаснулась, что пчела может попасть в него и пострадать.
– Мы должны защитить наших медоносных пчел, – настаивала она.
– Безусловно, – быстро согласился он, слегка обеспокоенный тем, что она так категорична.
– У меня есть друг, который держит пчел, – сказала она, вставая, чтобы принести нам еще воды со льдом, настоянной на ягодах. – Поэтому у меня есть свечи из пчелиного воска и все виды меда, которые только можно придумать.
Он собирался помочь перенести вещи из кухни на стол, но она приказала ему сесть и отдохнуть. Я предложил свою помощь, а когда она скрылась, наклонился поближе и шепнул ему, чтобы он не спешил с едой.
– Что ты имеешь в виду?
Я мрачно посмотрел на него.
– У нее тяжелая рука со специями, так что будь осторожен.
Он насмешливо хмыкнул.
– Я серьезно. Полегче.
Он посмотрел на меня так, будто я явно заблуждался, и я покачал головой.
Как только мы с ней сели за стол, мы втроем наполнили наши тарелки, и моя мама сразу же начала задавать Нику миллион вопросов, чтобы узнать его получше. Слушать их было приятно, и я обнаружил, что их общение делает меня счастливее, чем следовало бы. Почему меня волновало то, что он явно был влюблен в нее, а она в него, не имело смысла. Я как раз пытался разобраться в этом, когда она отправилась на свою огромную кухню за очередным кувшином воды и приготовлением тоста с авокадо, оставив нас вдвоем.
Его вздох привлек мое внимание, и я понял, что он пристально смотрит на меня.
– Что с тобой?
– Все такое острое, – поспешно ответил он, допивая последнюю порцию воды.
– Да, я знаю, – согласился я, ухмыляясь ему. – Я же говорил тебе.
– Даже ее мичелада острая, – ныл он. – И она не шутила, когда говорила, что такитос острые.
– Да, я знаю, – повторил я, бросив на него взгляд, который, как я надеялся, передавал, каким тупицей он был, не слушая меня. – Думаю, у нее давно сгорел индикатор остроты во рту. И завтра утром ты не должен пить ее кофе.
– Что? Почему нет?