Реши это

– Отпусти меня, – прошептал я, ничуть не желая этого. – Все это - благодарность и...

– Я не отпущу тебя, – категорично заявил он, целуя меня под челюстью. – Я оставлю тебя, наш дом, всех, кто в нем живет, и, разумеется, я оставлю твою маму. Ты сделала мою жизнь идеальной, и ты думаешь, что я позволю тебе бросить меня? – его смех был низким и грязным. – О, детка, ты не обращал внимания.

Я тонул в его словах, в его прикосновениях, в его давлении на меня, в его контроле и в его мягких, влажных, теплых губах на моей коже, целующих и сосущих, покусывающих бока моей шеи.

– Ты - моя недостающая часть, Лок. Ты тот, кто стоит между мной и миром. Ты мой дом, и я собираюсь убедиться, что с этого момента ты очень четко понимаешь, что я чувствую, потому что, черт возьми, я чуть не облажался в ту ночь с Джейми.

– Что... – прохрипел я, когда он прижался лицом к моей шее. – Что?

– Ты подумал, что я собираюсь трахнуться с Джейми, и это безумие, – сказал он, его голос звучал хрипло. – Как будто я вообще могу видеть кого-то, кроме тебя.

Я собрался с силами и оттолкнул его от себя. Конечно, я понимал, насколько это безумно, что я стою там, в саду моей матери, с торчащим членом, пытаясь перевести дыхание, в то время как он одет, собран, и единственным свидетельством его возбуждения является его член, напряженный под молнией, и его совершенно раскаленный взгляд.

– Тебе нужно убраться отсюда, – сказал я ему. – Ты возбужден, я понимаю, но тебе нужно найти кого-то, кто...

– Откуда я знал, что с тобой будет трудно, – проворчал он, снова прижимаясь ко мне, его руки лежали на моем лице, удерживая меня неподвижно, пока он целовал меня.

Его горячий рот был безжалостным и пожирающим, и я потерялся. Это было похоже на боль под кожей, потребность подчиниться ему, отдать себя, отдать себя в его руки. Когда я поцеловал его в ответ, желая попробовать его на вкус, потребность превратилась в отчаянную тоску так быстро, что я сам удивился.

– О да, – прохрипел он, – поцелуй меня еще раз.

– Я пользуюсь твоими чувствами к...

– Мои чувства тверды и неизменны, – сообщил он мне. – Поцелуй меня сейчас».

Я положил руки ему на лицо и крепко поцеловал его, впиваясь в губы, а когда до меня донеслось жалобное хныканье, я усмехнулся.

– Клянусь Богом, мое сердце замирает каждый раз, когда ты улыбаешься, – стонал он, беря в руки мой ствол и поглаживая, словно я принадлежал ему, а мои руки лежали на его лице, удерживая его, чтобы я мог зарыться языком в его сладость и тепло.

Мне было так хорошо.

Когда я отстранился, глотая воздух, он поцеловал мой лоб, переносицу, а затем глубоко вдохнул.

– Мы должны... ох, – задохнулся я, когда он крепко сжимал меня, а его рука скользила по неудержимо вытекающей влаге. – Остановись.

– Нет, – успокаивал он меня, прижимаясь ближе. – Тебе нужно слушать, и я имею в виду, действительно, блядь, слушать меня.

– Ник...

– Для тебя это все неожиданно, потому что я никогда не говорил тебе, что каждый раз, когда ты уходил из дома на свидание, это чуть не убивало меня.

Я покачал головой.

– Да. Ты даже не представляешь, – сказал он, ускоряя темп. – А той ночью на вечеринке у Стига, когда ты сидел и слушал, как тот парень играет музыку, которую я могу сыграть в своем чертовом сне, я, конечно, взял его гребаную гитару, чтобы ты смотрел на меня вместо него.

– Это ошибка.

– Черта с два. Мне нужно все твое внимание, все время, каждый день, – прорычал он, надрачивая мой член сильнее и быстрее, мозоли на кончиках его пальцев от игры на гитаре въелись в мою кожу, жжение было одновременно и мучительным, и восхитительным. – Ты не должен меня бросать. Ты никогда не должен меня бросать.

– О Боже, – простонал я, отталкивая его руки от себя и снова отталкивая его, чтобы я мог отдышаться и проветрить голову. – Я ничего этого не видел, и я понятия не имел, что так сильно облажался, и... мне нужно позвонить боссу.

– Тебе нужно остановиться, – прошептал он, – потому что я ясно вижу тебя.

Он выдохнул, и я увидел, как расширились его зрачки.

– Ник, ты...

– В тебе так много крикливости, столько шума, столько задумчивого гнева, и ты все время такой ворчливый, но я понимаю это, потому что я жил с тобой и видел трещины в стенах.

Я покачал головой.

– Да, – сказал он, запустив пальцы в мои волосы и крепко сжимая их, чтобы удержать меня. – Я вижу любовь, в которой ты нуждаешься. Я вижу, что тебе нужен кто-то, кто скажет тебе: «Нет, Локрин, ты не можешь уйти, потому что ты, черт возьми, принадлежишь мне». Я хочу, чтобы этим кем-то был я.

Я поднял глаза на него.

– Ты такой красивый, и одна мысль о том, что к тебе может прикоснуться кто-то другой, не дает мне покоя, – прохрипел он, обдавая мое лицо теплым дыханием и притягивая меня к себе. – Локрин... детка.

Его губы сомкнулись на моих, и я не успел поцеловать его в ответ, как его язык скользнул по шву моих губ, настойчиво требуя входа, который я и обеспечил, потому что - да, я хотел снова почувствовать его вкус.