Далее владыка со своей свитой поехал в Брянск, а оттуда — в Торжок, где состоялась первая встреча архиепископа с великим князем Московским: «В то время бе ту князь велики Иван»[482]
. В Торжке владыку встречали с большой радостью: «Ради быша новоторжьци своему владыце; а в Новегороде печалне быша, занеже не бяше вести, но сица весть промчеся, яко владыку Литва яле, а детей его избиша»[483]. В Новгород архиепископ Василий возвращаться почему-то не торопился, пробыв в Торжке целый месяц. То ли мешала осенняя распутица на дорогах, то ли, как предположил Мацуки Ейзо, в это время шли активные переговоры между Василием Каликой и новгородским правительством по поводу заключенного договора с князем Гедимином. Если предположить, что Василий был ставленником той новгородской партии, которая ратовала против союза с Литвой, то неудивительно, что владыка опасался возвращаться в Новгород, заключив договор о принятии служебным князем сына Гедимина. Свидетельств о переговорах великого князя Ивана Даниловича, владыки Василия Калики и новгородского правительства в этот месяц не сохранилось. Однако показательно, что договор с Гедимином вступил в силу лишь через два года, в момент обострения отношений с Москвой.В Новгород Василий Калика вернулся только в декабре, то есть его путешествие длилось более полугода. А в следующем же году в Новгороде случилась очередная междоусобица: «Всташа крамолницы в Новегороде, и отъяша посадничьство у Федора у Ахмыла и дата Захарьи Михаиловичю, и пограбиша двор Смена Судокова, а брата его Сенифонта села пограбиша»[484]
. Судя по отрицательному отношению владычного летописца к «крамольникам», владыка поддерживал смещенного посадника. Вскоре ухудшились отношения Новгорода с Московским великим князем. Иван Данилович потребовал от новгородцев «закамское серебро», которое не получил. В результате изменившейся политической обстановки в Новгороде тут же сменился посадник: «Отъяша посадничьство у Захарья и даша Матфею»[485].В 1333 г. князь вывел из Новгорода своих наместников и занял Торжок. Новгородцы отправили к нему послов, «зовуче его в Новъгород: архимандрита Лаврентия, Федора Твердиславлича, Луку Валъфромеева; и он молбы не приял, а их не послушал, а миру не дал, поеха прочь»[486]
. Назревала война, поэтому владыка Василий позаботился о спешном завершении строительства городских укреплений: «Город каменыи постави, поспешениемь божьимь, в два лета. А дай ему, господи боже, святая Софея, в сии векъи в будущии отпущение грехов с детми его, с новгородци»[487]. Судя по благодарному тону летописца, архиепископ строил каменные укрепления полностью на средства владычной казны.Меры по укреплению Юрьева монастыря принял архимандрит Лаврентий: «Постави стены святого Юрья силою 40 саженъ и с заборолами»[488]
, то есть Юрьев монастырь был превращен в каменную крепость. Однако в тот же год архимандрит Лаврентий был смещен. Возможно, смена архимандрита был связана с его неудачным посольством к великому князю.Конфликт с Москвой новгородцы все еще стремились уладить миром: «Послаша новгородци владыку Василья к великому князю Ивану с молбою; и приихал к нему в Переяславль с Терентием Даниловицем и с Данилом Машковицем, и давали ему 5 сот рублев, а свобод бы ся отступил по хрестьному целованию; и много моли его владыка, чтобы мир взял, и не послуша»[489]
.Сразу же после завершения неудачных переговоров с великим князем владыка Василий отправился в Псков — налаживать отношения, а возможно, и заручиться помощью против Москвы. Псковичи «прияша его с великою честью: понеже не бывал бяше владыка в Плескове 7 лет; и у князя Олександра крестил сына Михаила»[490]
. В то время князь Александр был отлучен от церкви, и если формально это отлучение не распространялось на его сына, то фактически поступок Василия мог вызвать неодобрение митрополита Феогноста. Впрочем, по церковным канонам власть епископа на территории епархии рассматривалась как первичная по отношению к остальным нормам канонического права. Митрополит же осуществлял свою власть на территории церковной провинции на основании делегирования ему части своих полномочий местными епископами[491]. К тому же митрополит Феогност в это время совершал путешествие в Цареград и Орду, поэтому не мог немедленно отреагировать на своевольный поступок новгородского архиепископа.Тем временем в Новгород приехал сын Гедимина: «Сем же лете въложи бог в сердце князю Литовьскому Наримонту, нареченому в крещении Глебу, сыну великого князя Литовьскаго Гедимина, и приела в Новъград, хотя поклонитися святей Софеи; и послаша новгородци по него Григорью и Олександра, и позваша его к собе; и прииха в Новъгород, хотя поклонитися, месяца октября; и прияша его с честью, и целова крест к великому Новуграду за один человек; и даша ему Ладогу, и Ореховый, и Корельскыи и Корельскую землю, и половину Копорьи в отцину и в дедену, и его детем»[492]
.