Республика Святой Софии

Этот поступок архиепископа действительно был исключительным. Василий Калика не просто приказал своей плотницкой бригаде построить мост и выделил на это средства, но сам лично участвовал в строительстве. Даже если участие архиепископа было символическим, этот поступок был настолько нестандартным для новгородских владык, что был зафиксирован в летописи.

Для понимания смысла действий Василия Калики следует проследить параллели с другими странами. Так, в Древнем Риме существовали «понтифики», жрецы-«мостоделатели». Они проводили специальные обряды на мосту через Тибр, и даже папе римскому по наследству от них достался титул pontifex maximus. В средневековой Франции мостостроительство считалось актом благочестия, за который монахов и епископов канонизировали, как, например, это произошло со строителем знаменитого моста XII в. в Авиньоне[507]. Василий Калика, много путешествовавший по другим странам, мог знать об этих фактах.

Великий мост был для новгородцев связующим звеном их города-государства. Само слово «мост» обозначало то место, где возможна совместная жизнь. Таким образом, владыка в 1338 г. действительно «много добра створи християном», восстановив связь между сторонами Новгорода. Но, кроме того, Василий Калика показал себя настоящим владыкой республики, хозяином моста и всего Новгорода, и одновременно святым человеком.

На следующий год великий князь Иван отправился в Орду, а своих сыновей Семена и Ивана прислал в Новгород наместниками. По возвращении великого князя в Москву новгородцы прислали ему ордынский «выход». Однако князь Иван «восхоте у них запроса царева», то есть увеличил размер ордынского «выхода», сославшись на новые требования царя. Новгородцы воспротивились этому требованию, «глаголюще: преже сего несть се было»[508], то есть, по своей традиции, сослались на «старину». В ответ великий князь «сведе с Новагорода наместники своя: не бе ему мира с ними»[509]

. Вскоре после этого великий князь Иван Данилович умер, но «немирье» Новгорода с Москвой продолжилось и при следующем великом князе Семене.

В 1340 г. случилось военное столкновение москвичей и новгородцев в Торжке. Разгорающуюся войну удалось остановить архиепископу Василию Калике. Владыка отправился с посольством к князю Семену «и доконцаша мир по старым грамотам, на всей воли новгородчкои, и крест целоваша; а князю даша бор по волости, а на новоторжцех 1000 рублев; бяше же ту и митрополит; и приела князь наместьник в Новъгород»[510].

В знак полного примирения в 1343 г. «повелением великаго князя Семена Ивановича» была восстановлена церковь Святого Благовещания на Городище, а владыка Василий приказал изготовить «колокол великыи к святей Софеи и приведе мастера с Москве, человека добра, именем Бориса»[511].

Доброжелательными были и отношения владыки с тверским князем: в 1341 г. «приихал Михаил княжич Олександрович со Тьфери в Новъгород ко владыце, сын хрестьныи, грамоте учится»[512].

Более сложно в это время складывались отношения новгородского архиепископа с митрополитом всея Руси. В 1341 г. «митрополит Феогнаст, родом Гричин приеха в Новгород со многыми людьми; тяжко же бысть владыце и монастырем кормом и дары»[513]. Цель приезда главы Русской церкви не называется, но можно предположить, что он приехал вершить так называемый «митрополичий месячный суд», который совершался раз в четыре года. Укрепляя свою власть, Феогност постепенно вводил на территории своей митрополии систему «всеобщего попечения»[514]

, распространяя прямую митрополичью юрисдикцию с ее принципом — «чей суд — того и пошлина». Соответственно, увеличивались траты новгородской церкви.

Впрочем, до открытого противостояния двух церковных иерархов не дошло. По мнению историка А. Г. Закржевского, «в своих действиях обе стороны вынуждены были считаться с расстановкой других политических сил. Отношения этих двух лиц не носили враждебного характера. Вражда была и невозможна и невыгодна. Имея противоположные интересы, Василий и Феогност решали собственные задачи путем делового сотрудничества»[515].

Действительно, в последующие годы Василий не раз «честью» ездил и к великому князю в Москву и к митрополиту. В 1346 г. митрополит Феогност «да ему ризы крестьчаты»[516], так называемый полиставрий. Слово «полиставрий» переводится с греческого как «многокрестие». Это фелонь патриархов и митрополитов, которую сплошь покрывали изображения крестов. Некоторым архиепископам и епископам в виде особого патриаршего благословения дозволялось носить фелони с четырьмя крестами.

Одежда священнослужителей в православной церкви была строго регламентирована по рангам. Однако со временем развитие церковной одежды пошло не по линии строгого соблюдения иерархических различий, но, напротив, в сторону «прибавления» к каждому из младших чинов отличительных признаков старшего сана.