Ресторан «Хиллс»

Каждое утро, едва проснувшись, я как дурак лезу в телефон. Сегодня мне еще в постели пришлось воспринять видео, в котором пружинящие прыжки животных сравнивали с достижениями спортсменов. Автоматизированная лютня о пяти грифах сама на себе наигрывает трели роботоподобными пальцами. Подросток собрал действующий люгер из соломинок для питья. Клип показывает пьяного (Прибалтика? Россия?), который ухитрился свалиться в кузов мусоровоза и пропал. Двух неверных женщин забивают камнями на так называемом Среднем Востоке. В Бразилии мальчик, посмотрев мультик «Побег из курятника», отказывается есть куриные крылышки. Дебаты о дефиците воды в Калифорнии и деятельности компании «Нестле». Статья о том, что Бодлер употреблял гашиш. Висячий мост в Индии, украшенный тысячами маленьких уродливых тряпичных кукол. Бездарная реклама форда «Мондео». Глава государства (Испании? Польши?) прослезилась, слушая пение подростка-саама. Все это совершенно выбивает меня из колеи еще до того, как я прихожу в «Хиллс» и включаюсь в утренние хлопоты.

На антресолях порхают по клавишам руки старого Юхансена, испещренные печеночными пятнами. Вообще-то мне казалось, что Мэтр запретил ему исполнять Пахельбелев канон для трех скрипок и бассо континуо, то есть канон ре-мажор, но сейчас он играет как раз эту вещь. Она много теряет в исполнении на фортепьяно. Однако старый Юхансен слегка поменял в ней акценты, так ее труднее узнать; вероятно, потому ее исполнение сходит ему с рук. Пахельбелев канон на рояле, сколь дрябло он ни звучит, все же гораздо предпочтительнее многого другого. Лихо Юхансен наколачивает.

Зажав газеты корешками в Zeitungsspanner,

я принимаюсь разносить капучино, эспрессо, американо и свежеиспеченные круассаны один за другим. В паузах между приготовлением порций эспрессо Шеф-бар все пытается поправить на пальце неудобное, так сказать, кольцо, и трет палец, на котором кольца нет. Один за другим появляются представители взрослого мира, основными составляющими которого являются беседы и коммерция, как иногда говорят; они заказывают чего-нибудь заморить червячка, как правило, кофе и к нему какого-нибудь печева. Кто это сказал, что стремление хорошо пожить в кризисные периоды становится маниакальным? Бальзак, что ли? Или Чоран? Уж если сейчас не кризисный период, я тогда не знаю. Когда до меня доносятся обрывки разговоров за столиками, я, случается, не могу отличить чистосердечное высказывание от пародии. Мне очень сложно понять, что говорится всерьез, а что вышучивается. Конечно, можно исходить из того, что предприниматели, чиновники и адвокаты за утренним кофе вряд ли пародируют нравы своего сообщества, но иногда у меня создается именно такое впечатление. С утра пораньше я заглянул под повязку. Волдырь выглядит просто чудовищно. Кожа образовала что-то наподобие клапана. Бледный кожистый клапан. Я снова забинтовал руку той же марлей.

Шеф-бар уже три раза порывалась обсудить со мной события вчерашнего вечера, но я увиливаю. Забираю чашечки с кофе, которые она выставляет на стойку, и отношу их заказывавшим. Можно так сказать, заказывавший? Тот, кто заказывал. Гость. Клиент. Запрашивающий. Тот, кто запрашивает кофе и к нему печева. Меня не проведешь, я не желаю обсуждать вчерашнее. Мне есть о чем подумать, мне незачем трындеть с Шеф-баром, строить догадки на тему Селлерса и Дамы-детки, или того хуже, Эдгара и Дамы-детки. Я ношусь взад-вперед с кофе в руках. Разными кофе. Чашечками с кофе. Пока Шеф-бар занята приготовлением одной-двух порций кофе и размещением чашечек на барной стойке, ей не удастся раскрутить меня на разговор о вчерашнем дне.

К тому же она весь вечер просто стояла там и пассивно пялилась, я же обслуживал столики, носясь, по известному выражению, как пришпоренный, да еще следил за тем, чтобы Анна не чувствовала себя покинутой после того как Эдгар со смехом и протянутой для рукопожатия рукой подкатился к столику Селлерса и навязался им. До чего же беспардонно он к ним подрулил, Эдгар. Недопустимо набиваться в чужую компанию подобно охотнику за автографами, нельзя, и все тут. А они его даже усадили за свой столик, между Дамой-деткой и Селлерсом. Пока он там горделиво восседал, мне пришлось его обслуживать. Я вынужден был носить ему одну бутылку «моретти» за другой. Я осуществлял обслуживание. Обеспечивал обслуживание? Анна, сидящая за другим столиком, углубилась в свою книжку и в течение всего того времени, которое мне – наверняка и ей тоже – показалось целой вечностью, пила какао.