Эдгар подсунул ей книжонку фэнтези, иными словами, не высокого полета литературу. Я попытался расспросить Анну о содержании книги, но так и не смог уяснить, в чем там суть. Кучку подростков в условиях какой-то мрачной футуристической диктатуры колдовством превратили в «рабов-плакальщиков». В условиях крайнего дефицита H2
O «слезы» представляют собой важный ресурс, и нескольких лишенных свободы бедняг (подростков) заставили сидеть на какой-то фабрике и лить слезы. Нет, не может такого быть. Что-то уж совсем жиденько, даже и для фэнтези. Хотя – почему для фэнтези? Что я знаю о фэнтези? – А что, Анна завтра в школу не пойдет? – в конце концов пришлось мне спросить у Эдгара. Было уже почти без четверти одиннадцать. Анна сидела за своим столиком, а Эдгар распинался и хохотал за другим, между Дамой-деткой и Селлерсом. Встревал в разговор при любой возможности, как я видел. Распространялся то на одну тему, то на другую, и весь столик внимал ему. Только в десять минут двенадцатого он сделал над собой усилие и удалился, таща за собой Анну, валившуюся с ног от усталости. Для младшей школьницы это непростительно поздно, нельзя не признать. Сразу же за ними ушел и я. Селлерс, Дама-детка, Братланн и Рэймонд продолжили вакханалию – на употреблении именно этого слова настаивает Шеф-бар. Их вакханалия затянулась до самого закрытия ресторана, глубоко за полночь. Шеф-бар рассказывает, что Дама-детка досидела до победного конца, тет-а-тет с Селлерсом. Они обсуждали автомобили, говорит она. Не может быть, говорю я. Еще как может, они были полностью поглощены разговором об автомобилях, автопроме, о разных моделях. Такой аутизм на двоих, утверждает она. Старый «Луссо-250» – это шедевр, говорил Селлерс. Но серьезно, ведь Пининфарина настоящий виртуоз, иначе не скажешь? – откликалась Дама-детка. Все это я проспал.И вот нате вам. Заявляется Дама-детка, и в такую-то рань; показывается между портьерами, раздвигает их. Точно она? Времени всего четверть восьмого. Меня охватывает сомнение. Похожа. Ну да, она.
Или не она? Похожа на саму себя. Похожа еще на тысячу других. Но это она, должна быть она. Ничего особенного в Даме-детке нет, как и в ее красоте. Свеженькая, с гладкой кожей, невыразительная, красивая. Выглядит отдохнувшей. Присаживается у барной стойки, перед Шеф-баром, которая со своей стороны, и я в этом не сомневаюсь, уже взяла все на карандаш. Что же закажет Дама-детка? Каков будет ее заказ? Четверной эспрессо. Опять четверной эспрессо. Она что, никогда не спит? Как любит говорить Эдгар, сон – это хорошо. Сон – это бескомпромиссное прерывание того расточительства времени, которому подвергает нас торгаш. Эдгар любит поспать. Большинство по всей видимости насущно необходимых для жизни человека вещей – голод, жажда, дружба, половое влечение – переосмыслены в финансовых формах, если можно так выразиться. Сон представляет собой человеческую потребность и «мертвый» временной интервал, который невозможно напрямую колонизировать или загнать под ярмо торгаша, чуть неуклюже формулирует Эдгар, обычно потрясая при этом указательным пальцем. Таким образом, сон остается для торгаша аномалией, белым пятном. Несмотря на то, что сон усиленно изучают со всех сторон, он продолжает ставить ученых в тупик и не поддается попыткам использовать его или видоизменить согласно желаниям торгаша, говорит Эдгар. И я тут не о производителях кроватей веду речь, конечно. И не о психоаналитиках с их толкованиями снов. Завораживающая истина состоит в том, что по сию пору не удается извлечь из сна никакой материальной выгоды.
А Дама-детка не спит? На ней свежая одежда с иголочки. Ни волоска не выбилось из прически. О мешках под глазами и речи нет. На вид сама энергия и собранность. Сидит глотает свой четверной эспрессо после вчерашней вакханалии за столиком Селлерса. Да, я тоже употреблю слово вакханалия, хотя у них это, строго говоря, не было «разгульным пиршеством, посвященным прославлению винограда». Вакханалия Селлерса, судя по всему, посвящена скорее прославлению ничегонеделания. Прославление постоянного, бесконечного расслабона, разгильдяйства и, как следствие этого – томительного сачкования. Безделье. Смакование бездействия и неумения работать. Как может Дама-детка так беспардонно выставлять себя на всеобщее обозрение, после того как всю ночь принимала участие в подобном?