Рец де, кардинал. Мемуары

Случилось так, что в эту минуту к Месьё явился герцог де Бофор; раздосадованный тем, что среди привычных нам восторженных приветствий теперь стали раздаваться голоса, попрекающие нас союзом с Мазарини, он напрямик объявил Ле Телье, что не понимает, с чего Кардиналу вздумалось выпроваживать вон представителей парижского Парламента, когда это вернейшее средство отдать весь Парламент принцу де Конде. Опасаясь буйного красноречия герцога де Бофора, я пытался вставить слово, чтобы умерить его пыл; тогда хранитель печати, наклонившись к Первому президенту, шепнул ему на ухо: «Вот вам солдат хороший и солдат дурной». Слова эти услышаны были гардеробмейстером герцога Орлеанского — Орнано, который и передал мне их четверть часа спустя.

Конец вечера не исправил того, что, казалось, сама судьба пожелала испортить. Обсуждали письмо эрцгерцога, и Первый президент смело объявил свое мнение, не дожидаясь даже, пока его спросят. «Должно сделать вид, будто мы принимаем его за чистую монету, — сказал он. — Если вдруг оно и впрямь искренне, хотя мне в это не верится, оно может привести к миру; если же нет, важно, чтобы все французы и иноземцы убедились в его лживости». Согласитесь, что человек честный и разумный не мог бы рассудить иначе. Но хранитель печати стал оспаривать мнение Первого президента с горячностью, доходившей до грубости, утверждая, будто повиновение высочайшей воле возбраняет отвечать испанцам и решение следует предоставить Королеве. Ле Телье, который, как и мы, понимал, что, избрав такой путь, мы дадим повод сторонникам принца де Конде обвинить нас в разрыве мирных переговоров, ибо общеизвестно было, что заключению мира в Мюнстере помешал Мазарини, Ле Телье, который, повторяю, это понимал, поддержал хранителя печати лишь сколько необходимо было, чтобы еще более поссорить нас друг с другом. [277]