Рец де, кардинал. Мемуары

Не стоит и говорить, что причиной изгнания Святого Киприана была война, которую язычники вели против истинной веры, и что примеру [642] Святого Киприана нельзя уподобить судьбу архиепископа, которого преследуют якобы во имя государственных интересов, ибо, по какой бы причине ни преследовали прелата, пока он облечен епископским саном и Церковь его не осудила, никакое изгнание и отрешение, коим обрекли его светские власти, не могут помешать ему оставаться епископом и владеть епархией, не могут помешать ему иметь право и власть отправлять обязанности, возложенные на него не королями, но Иисусом Христом, и, стало быть, они не могут помешать его клиру с чистой совестью повиноваться ему в духовном управлении его епархией.

И потому тщетно пытаются прикрыть беспримерное, неслыханное насилие вздорным предлогом — измышлением нелепых, ни с чем не сообразных обвинений в государственном преступлении, о коих, дабы лишить меня пастырских полномочий, осуществляемых мной, пока я находился в тюрьме, через главных моих викариев, открыто заговорили лишь с того дня, когда Богу угодно было возвратить мне свободу.

Если я был епископом, находясь в тюрьме, разве я не продолжаю им быть, выйдя на свободу? Если я был им в Нанте, разве я перестал быть им в Риме? Разве я первый прелат, впавший в немилость при дворе и вынужденный покинуть родину? И если все те, кому выпала такая судьба, согласно нерушимым церковным установлениям продолжали управлять своей епархией через главных своих викариев, что же это за новое злодейство мирской власти, попирающей церковные законы? Что это за новый гнет, новое иго, которое желают навязать Церкви Христовой, подчиняя божественное отправление епископской власти прихотям и зависти фаворитов?

Покойный кардинал де Ришельё, в бытность свою еще только епископом Люсонским, после смерти маршала д'Анкра сослан был в Авиньон 61, и, однако, хоть он и оказался за пределами королевства, никому не пришло в голову предложить капитулу взять на себя управление его епархией, словно кресло его опустело; главные викарии продолжали управлять ею именем его и его властью.

Да и разве не знаем мы, что покойный архиепископ Бордоский, хотя и принужденный покинуть Францию 62

и удалиться в то же графство Авиньонское, по-прежнему руководствовал свое архиепископство не только через главных своих викариев, но и сам, посылая из изгнания приказы и распоряжения, многие из которых, напечатанные и обнародованные, я видел собственными глазами.

Неужели, находясь в Риме, который можно назвать отчизною всех епископов, пастырь теряет права, сохраняемые им в Авиньоне? И отчего в царствование христианнейшего и благочестивейшего из монархов Церковь должна утратить одно из самых священных и нерушимых своих прав, которым она пользовалась в царствование покойного короля, отца его?

Горчайшая скорбь охватила меня, когда мне стало известно, что нашлись два прелата 63, столь безразличные к чести своего сана и столь

[643] послушные страстям моих врагов, что они решились совершить в моей Церкви обряд рукоположения или, лучше сказать, святотатствием осквернить этот обряд, ибо во всем своде церковных установлений нет установления более незыблемого, нежели то, которое гласит: одному лишь епископу принадлежит право рукоположить тех, кто находится в его подчинении, и, если кто-нибудь другой совершит сей обряд без его на то благословения, рукополагателю во исполнение решений всех прежних Соборов, подтвержденных Тридентским Собором 64, грозит быть лишенным своей епархии, как посягнувшему на священное единство Церкви.

Таким образом, даже тогда, когда кресло епископа вакантно по причине его смерти, Соборы возбраняют капитулам совершать обряд рукоположения, кроме как в случаях исключительных, например, если вакансия остается свободной более года; но если установления Тридентского Собора лишь подтверждают то, что было постановлено французскими Соборами, возбраняющими епископам рукоположить священников и освящать алтари в церкви, у которой смерть восхитила ее пастыря, — разве не очевидно, что действие, которое было бы незаконным даже в случае моей смерти, тем более незаконно, когда против меня, живого и находящегося на свободе, совершено насилие, а поспешность, с какою его совершили, делает его тем более непростительным и достойным самых суровых кар, предусмотренных церковным уложением?

Парижской Церкви, господа, пришла пора сбросить иго, под которым она изнывает, и вернуться под сень законов, из-под которой она исторгнута посторонней насильственной властью.

Я уверен, что даже те, кто оказал менее стойкости и не пытался идти против бурного сего течения, возблагодарят Бога, когда умолкнут вздорные рассуждения, ставшие предлогом вопиющего междуначалия в моей епархии.