Рецензии на произведения Марины Цветаевой

Последние стиxи говорят уже о вечной утрате, молятся погибшему, возвращают последнюю славу ушедшему.

О. Воинов

Рец.: Марина Цветаева. Стиxи к Блоку

Берлин: Огоньки, 1922^{37}

Зверю — берлога,Страннику — дорога,Мертвому — дроги.Каждому — свое.Женщине — лукавить,Царю — править,Мне — славитьИмя твое.

Беленькая книжечка (в 47 маленькиx страниц) поистине славословие Александру Блоку. Стиxи Цветаевой оставляют незабываемое впечатление. Перед глазами читателя встает удивительно нежный, цельный образ женщины, раскрывшейся в своем чувстве к Блоку — «рыцарю без укоризны», «снежному лебедю», «солнцу светоносному»,[160] как она его называет. Совершенно особая, чисто женская ритмика Цветаевой в этой книге звучит как-то особенно нежно и молитвенно. Кроме того, что эта книжечка — живой человеческий документ, она особенно должна быть нам дорога потому, что в ней мы находим удивительно простой и ясный облик самого Блока. Нам, склоненным над могилой отошедшего и старающимся разглядеть его подлинное лицо, — эта свечечка на его могилу даст возможность приглядеться к чертам таинственного, дорогого лика. И разве не следует нам глубже вслушаться в слова?

Вещие вьюги кружили вдоль жил,Плечи сутулые гнулись от крылВ певчую прорезь, в запекшийся пыл —

Лебедем душу свою упустил![161]

Или:

Вот он — гляди — уставший от чужбин,Вождь без дружин.Вот — горстью пьет из горней быстрины,Князь без страны.Там все ему: и княжество, и рать,И хлеб, и Мать.Красну твое наследие, — владей,Друг без друзей!

Поистине мы должны благодарить женщину, отдавшую и «плащ, и посох свой», «пришедшую восславить дитятко, как древле — пастухи»[162] к иконе Божьей Матери.

П. Антокольский

Рец.: Марина Цветаева. Разлука: Книга стихов

М.-Берлин: Геликон, 1922^{38}

Марина Цветаева — поэт суровый и жестокий. Брови ее сдвинуты, взор затуманен. Раскрываешь ее книгу: как тесно, как жестко! Но не оторвешься — прочтешь еще и еще раз, и за недосказанными строками — словами — сквозь стиснутые зубы — начинает чудиться то синий, то багровый свет пожара ее души.

И настежь, и настежь

Руки — две.И навзничь! — Топчи, конный!Чтоб дух мой, из ребер взыграв — к Тебе, —Но смертной женой —Рожденный.[163]

Это — почти загадка. В шести строчках опущены три глагола. Строки нужно прочесть трижды, чтобы понять, что в этой скупой, колючей формуле — вся Марина Цветаева, что это — лишь упавшие на землю угольки ее пожара. Далее — поэма «На Красном Коне», такая же скупая, трудная и вдохновенная, — песня закованного в тяжкую, мучимую плоть Дуxа о вечной свободе.

Сей страшен союз. — В черноте рваЛежу, — а Восxод светел.О кто невесомых моих дваКрыла за плечом —Взвесил.Немой соглядатайЖивыx бурь —Лежу — и слежуТени.Доколе меня

Не умчит в лазурьНа красном коне —Мой Гений!

Марина Цветаева кровью и духом связана с нашими днями. Она жила на студеном чердаке с маленькой дочерью, топила печь книгами, воистину, как в песне «сухою корочкой питалась»[164] и с высоты чердака следила страшный и тяжкий путь Революции. Она осталась мужественна и сурова до конца, не обольстилась и не разочаровалась, она лишь прожила за эти годы — сто мудрых лет. И вот скупые строки — ее разжатые губы — говорят:

Башенный бойГде-то в Кремле.Где на земле,Где —Крепость моя,Кротость моя,Доблесть моя,Святость моя.Башенный бой.Брошенный бой.Где на земле —Мой

Дом.Мой — сон,Мой — смех,Мой — свет,Узкиx подошв — след.………………………

И далее:

Уроненные так давноВздымаю руки.В пустое, черное окноПустые руки.Бросаю в полуночный бойЧасов, — домойXочу!…………………………….

Да, да, — она уже давно поняла: