Рецензии на произведения Марины Цветаевой

И в огне пожара погибает Кукла — игра мечтаний, легкая забава девичества; в бурном потоке тонет любовь, в высях орлиных круч, куда стремит таинственный всадник — требующий отречения и жертвы ради победной лазури, — исчезает Дитя. Девочка остается без куклы, Девушка — без друга, Женщина — без чрева.

И в шуме борьбы раздается:

И шепот: такой я тебя желал!И рокот: такой я тебя избрал, —Дитя моей страсти — сестра — брат —Невеста во льду — лат!Моя и ничья — до конца лет.Я, руки воздев: Свет!— Пребудешь? Не будешь ничья, — нет?Я, рану зажав: Нет.

Не Муза, не Муза, — не бренные узыРодства — не твои путы,О Дружба! — Не женской рукой, — литойЗатянут на мнеУзел.

В этом и есть разлука: разлука с дружбой, с любовью, с самой жизнью ради крещенья Духом Святым, ради «невесомых крыльев за плечами», ради освобождения от пут земных.

Стихи Цветаевой — трудные и туманные.

Еще и прежде любила она короткие, отрывистые ритмы, стихи, похожие на удары, пренебрегавшие грамматической правильностью. Эти приемы получили необычайное обострение в свободном рифмованном стихе «Разлуки». Фразы — точно отрублены, а нередко и обрублены — без конца, без сказуемого. Часто опущение глагола, нарочитое укорочение фразы, стремление к поэтической телеграфичности. Вся поэма — «На Красном Коне» — чередование восклицаний, отдельных слов, коротких предложений.

В некоторых местах поэмы и в отдельных стихотворениях достигнута выпуклая сжатость и выразительность, но все же чувствуется неровность, порой переходящая в символическую и трудно расшифровываемую алгебраичность.

Останется ли Марина Цветаева в кругу нового, избранного ею «героического идеализма», пронизанного символикой и боязнью «незримых тысячеоких и древлих богов»,[155] — или же от мистического сознания своей предназначенности и чувства Рока вернется к прежней жадности бытия и впечатлений. «Разлука» отмечает своеобразный момент в творчестве одной из лучших русских поэтесс и является примечательным литературным явлением.

Л. Львов

Рец.: Марина Цветаева

Стихи к Блоку. Берлин: Огоньки, 192^{35}

Эти стихи частью написаны еще задолго до смерти Блока, частью тотчас после его кончины. В первой части стихи 1916, во второй — 1921 года. Вся эта маленькая книжка проникнута поклонением перед поэтом, но в стихах не чувствуется глубины переживаний и в стихах о смерти Блока больше холода и искусственности, чем непосредственного чувства глубокой утраты. Много изощрений в технике стиха. В своих исканиях Марина Цветаева не хочет банальностей и стремится к своему собственному, никем еще не сказанному.

Вот лучшие строки:

…Переломанное крыло.Не расстрельщиками навылетГрудь простреленная. Не вынутьЭтой пули. Не чинят крыл.Изуродованный ходил.[156]

П. Пильский

Рец.: Марина Цветаева

Стихи к Блоку. Берлин: Огоньки, 1922^{36}

Подзаголовные даты указывают, что стихи писались в период с 1916–1921 гг. Марина Цветаева обладает бесспорным поэтическим талантом.

В нем — искренность, настоящая женская сила, своеобразность, но есть неряшества, невыправленность, хаотичность, чувствуется спешность.

Недаром ей посвятил даже не критическую статью, а некое послание (во 2 номере «Нов<ой> русск<ой> книги») г-н Эренбург.[157] У них есть общие черты!

Лучшее стиxотворение в этой последней (очень тоненькой, но изящной) книжке — «Ты проходишь на Запад Солнца». Остальные — неровны. Попадаются красивые строфы и строки, встречаются и обидные. Но общий тон — приятен. В самой надрывности звучат голоса сердца, женской боли, подлинной любви, теплых воспоминаний, какой-то нетерпеливости, даже растерянности, как всегда бывает в минуты больших несчастий.

Марине Цветаевой погибший поэт был дорог и близок ее душе:

И, под медленным снегом стоя,Опущусь на колени в снег,И во имя твое святоеПоцелую вечерний снег, —

Там, где поступью величавойТы прошел в гробовой тиши,Свете тихий — святыя славы —Вседержатель моей души.[158]

Это написано в 1916 году.

Через 4 года певцу Прекрасной Дамы посвящены такие строки:

Так, узником с собой наедине,(Или ребенок говорит во сне?)Предстало нам — всей площади широкой! —Святое сердце Александра Блока.[159]