Рецензии на произведения Марины Цветаевой

Я только девочка. Мой долг………………………………Качать, кружить, трястиСначала куклу, а потом —

Не куклу — а почти…

И ясно встает перед ней жизнь, где женщина — всегда раба, не смеющая «улыбаться всем глазам, не опуская глаз»,[94] — где для нее — все закрыто. <…>

А за смутным предчувствием Марины Цветаевой слышится голос Анны Ахматовой — «звонкий голос не узнавших счастья»,[95] но узнавших уже, что «должен на этой земле испытать каждый любовную пытку».[96] <…>

Конечно, любовь, страсть — вообще доминирующая в поэзии тема. Но надо признать, что в рассматриваемых книгах постановка ее, отношение к ней — чисто женские. У мужчин — целый мир. У женщин — «только любовь». Понятая в большинстве случаев, как боль, как страдание, как «властительный Рок» — она заполняет всю женскую душу. Как будто мимо проносится гремящая жизнь 20-го века, как будто из всех тысячелетий завоеваний и борьбы, как будто из всех океанов жизни для них доступен один… И это очень по-женски. И часто находят они какие-то «свои», женские слова, так хорошо отражающие их переживания. Все же приходится пожалеть, что, в большинстве случаев, женским стихам не удается достигнуть той границы, где личное становится общечеловеческим, где вырастает великий Синтез переживаний, в большинстве случаев стихи почти всех рассматриваемых поэтов до такой степени узколичные, что хочется повторить жестокие слова Брюсова: «ее стихи интересны только ее добрым знакомым».[97]

Какими же приемами пользуются женщины-поэты для передачи своих переживаний. К сожалению, мы должны признаться, что в этой области, в области формы (а она, может быть, самая важная), не дано ими почти ничего нового. Те же ритмы, те же размеры, то же построение стиха, даже то же стремление быть «умными, культурными», что и у всех поэтов последнего поколения. Легкий отпечаток индивидуального, женского, конечно, лежит на этих книгах, но все же это не то, далеко не то… <…>

Книги г-жи Цветаевой и г-жи Кузьминой-Караваевой объединены ясностью и простотой стиха, причем у первой он часто в достаточной мере легок и певуч. Тема ее достаточно известна: это — детство, со всеми его характерными штрихами и наивно-хрупкими переживаниями. Нам кажется, поэт мог бы в своих строфах дать синтез этого забытого нами, капризного мира, — и единственно мешает г-же Цветаевой разбросанность, неслитость чувств и ощущений, отсутствие той глубины, которую видели мы у Нелли[98] и Ахматовой. Слишком поверхностно, по-комнатному, относится она к тому, о чем пишет, берет не те слова, какие могла бы взять, а те, какие первые придут в голову. Г-жа Цветаева как бы забывает, что недостаточно переживать: надо — хотеть воплотить переживание в адекватное ему слово. <…>

В. Ходасевич

Русская поэзия. Обзор

<Отрывок>^{21}

<…> «Волшебный фонарь» — так называется новая книга стихов Марины Цветаевой, поэтессы с некоторым дарованием. Но есть что-то неприятно-слащавое в ее описаниях полудетского мира, в ее умилении перед всем, что попадется под руку. От этого книга ее — точно детская комната, вся загроможденная игрушками, вырезанными картинками, тетрадями. Кажется, будто люди в ее стихах делятся на «бяк» и «паинек», на «казаков» и «разбойников». Может быть, два-три стиха были бы приятны. Но целая книжка в бархатном переплетике, да еще в картонаже, да еще выпущенная издательством «Оле-Лукойе» — нет…<…>

М. Шагинян

Женская поэзия

<Отрывки>^{22}

Надо сказать правду — женские книги сейчас более утешительны, чем когда-либо, и это происходит по причине, ни мало не зависящей от самих женщин, по причине так называемого «безвременья»…

Стихотворство есть, прежде всего, самоопределение; наиболее индивидуальным, собственным, не заимствованным в мире является мелодия, мелос, то, что у древних было «поющей лирикой»; а эту мелодию, эту лирику женщины умеют искать и находить лишь тогда, когда в самой эпохе (или немного эже: в самом времени) нет крупных, все захватывающих тем, создавших уже свои яркие мелодии и тяготеющих над женским творчеством, всасывая и обезличивая его в себе.

Любопытно заметить, что всякие крупные, под знаком большой идеи протекающие общественные явления всегда насчитывают в своих рядах множество дельных, разумных и творческих женских умов; но именно памятки, оставляемые этой женской деятельностью в культуре, — и являются наиболее бледными и слабыми из продуктов женского творчества: крупная идея, так могущественно притягивающая женскую действенную энергию, абсолютно не обогащает, но, наоборот, обезличивает ее творчество.

В противоположность эпохам с большими идеями, эпохи «безвременья», перехода, моральной ослабленности, распада общественности — всегда выдвигают женщин-стилисток, женщин-поэтов и художниц, сгущая их созерцательность и сводя к минимуму их волевую энергию.