Рецепт любви

Ее глаза метнулись к входу, как будто она только что поняла, что он вошел в дверь.

В ту секунду, когда он открыл ее, воздух изменился. Стал заряженным. Волосы на тыльной стороне моих рук встали дыбом. Мой желудок скрутило от предвкушения и нервов. Ладони стали липкими.

Как будто вся атмосфера изменилась. Как будто мир перестал существовать.

Конечно, на самом деле это не так. Тина продолжала хмуро смотреть на кофеварку для эспрессо — ту, к которой она ежедневно заявляла о своей вечной ненависти, клиентка в углу яростно печатала на своем ноутбуке — она писала роман о зомби, одновременно потягивая чашку чая. Мэдди, завсегдатай, кричала на всех, с кем разговаривала по телефону, пока ждала свой капучино с обезжиренным молоком.

Но клиенты все равно обращали на него внимание.

Нельзя не заметить сурового Адониса, входящего в девчачью пекарню. Мужчина с таким количеством тестостерона не мог зайти в пекарню, украшенную как домик Барби. Неоновые вывески. Нежно-розовые тона. Изящные чайные чашки. Искусный латте.

Но он ходит сюда. Каждый день. Ну, не каждый. Он не приходит по выходным. За исключением того единственного раза, три недели назад, в субботу.

Он был мускулистым строителем, всегда покрытым краской, грязью или копотью, и носил это так, как будто это гребаная часть его образа. Наверное, уставал до чертиков. Его темно-русые волосы выбивались из-под бейсболки. Снимал ее всякий раз, когда подходил к стойке, жест был странно старомодным и одним из многих его маленьких жестов, по которым я тащилась. Например, как он сердито смотрел на всех по умолчанию, но подмигивал маленьким детям, если они стояли позади него в очереди, и открывал дверь для всех.

На его угловатой челюсти всегда была темная щетина. Она так и не превращалась в густую бороду. Он всегда был грубым, неотесанным, мужественным… Мои пальцы зачесались от желания провести руками по этой щетине.

Его глаза были голубыми. Поразительно голубыми. Как у гребаной сибирской хаски. Я смотрела в них всего несколько раз, хотя он посещал пекарню каждый будний день.

Пять дней в неделю он мучил меня своим чисто мужским очарованием. А у меня каждый раз была нелепая реакция.

— Знаешь, нельзя называть кого-то своим, если ты никогда раньше с ним не разговаривала, — прокомментировала Фиона, не сводя с него глаз, когда он занял место в конце небольшой очереди.

— Я говорила с ним, — прошипела я, мои глаза метнулись вниз к кексам, которые я раскладывала на подносе, прежде чем он смог взглянуть в мою сторону.

— Спрашивать «наличные или карта?» не считается, — сухо возразила она.

Я знала, что она все еще смотрела на него без стыда. Фиона могла пялиться на кого угодно, черт возьми, потому что ей было комфортно в своей собственной шкуре. Потому что она была великолепной кинозвездой, но ее никто не ненавидел, потому что она была очень приземленной, дружелюбной и уверенной в себе. Все хотят быть ее лучшей подругой.

Она как Блейк Лайвли.

Фиона была моей лучшей подругой и оправдала все ожидания, которые можно возложить на нее с первого взгляда. И она превзошла их.

— Ты больше не помолвлена, — продолжила она, все еще глядя на него.

Мой же взгляд метался от него, когда он подходил слишком близко — когда эти глаза встречались с моими. А Фионе совсем не беспокоилась о том, чтобы встретиться с ним взглядом или чтобы он заметил, что она смотрит на него. Она не беспокоилась о том, что он подумает, будто она ненормальная маньячка. Потому что ни один мужчина не подумал бы, что Фиона маньячка, если бы она пялилась на него; он бы подумал, что Бог каким-то образом ниспослал ему удачу, и скорее всего, растаял бы в луже мужской грязи, готовый и желающий сделать все, чтобы она стала его.

Я знала это, потому что замечала подобное. Много раз со многими мужчинами. Все они падали к ее ногам. Те, кто не был женат или геем, хотя разочаровывающее количество женатых мужчин тоже незаметно пытались упасть к ее ногам.

Фиона не связывалась с женатиками. С остальными она была более чем счастлива пошалить.

Но этот мужчина, этот мужчина, которого я желала задолго до того, как расторгла помолвку, мужчина, на которого я смотрела, о котором фантазировала и от которого убегала, когда он приближался к прилавку… он не упал к ногам Фионы.

Я знала это, потому что, когда она подавала ему, я подглядывала за ними с кухни. Когда он только заходил, она пыталась взмахнуть ресницами, просто будучи богиней секса, ведь любой, кого привлекает мужской пол, переступил бы через себя, чтобы попытаться подобраться к этому мужчине достаточно близко, чтобы лизнуть его бицепсы.

Но он, казалось, был невосприимчив к чарам Фионы. Первый человек в истории. Обижаясь, что мужчина не запал на нее, она клялась, что он гей.

Потом восприняла незаинтересованность как вызов, усилила свой флирт безрезультатно… пока не поняла, что я была без ума от него. Она поняла это из-за того, как вся моя грудь, шея и лицо краснели, когда я была вынуждена взаимодействовать с ним, когда я практически убегала на кухню, когда он приходил, бормотала о включенных духовках.