Рецепт предательства

Памятуя о том, что Женин рабочий день заканчивается около девяти часов вечера, я не торопилась. Заварила кофе, еще раз обдумала предстоящие действия и около восьми часов спустилась к машине.

Основной транспортный поток схлынул, граждане, едущие с работы, благополучно добрались до своих пунктов назначения, и по дорогам уже можно было ехать, а не ползти.

Довольно быстро я добралась до окраины, где работал Женя, и, снова позвонив ему, сообщила о своем прибытии.

– Так что же ты? Поднимайся! – гостеприимно отреагировал друг.

– Нет, Женя, разговор у нас будет конфиденциальный, так что лучше ты спускайся ко мне. Рабочий день закончился очень давно.

– Ну хорошо… хорошо, я сейчас.

Однако после этого «сейчас» прошло минут двадцать, прежде чем я имела наконец счастье лицезреть знакомое веснушчатое лицо.

– Присаживайся, труженик неутомимый, – проговорила я, открывая дверь.

– Извини, Тань, там один… процесс, никак нельзя было останавливать, нужно, чтобы реакция… ну, как бы… исчерпала себя.

– Ладно, ладно. Гений, парадоксов друг. Я на фанатов своего дела не обижаюсь. Я сама фанат. Пока до сути не доберусь, не успокоюсь. И вот как раз в этом мне можешь помочь ты.

– Я?! Это как это?

– А вот так. Мы ведь уже выяснили с тобой, что смерть наступила от весьма редкого и необычного микроба, который, учитывая отсутствие массовых заражений, мог попасть в легкие потерпевшего только при чьем-то горячем участии. Мы ведь это выяснили? Правильно?

– Ну да… – не понимал, к чему я клоню, Женя.

– Ну вот. А поскольку установить это помог мне именно ты, логично будет предположить, что и найти этого «кого-то» тоже поможешь ты.

– Как это?

– Женя! Не тупи. Человека прикончили с помощью микроба, причем достаточно редкого. Сам подумай, где еще можно было бы добыть эту дрянь, кроме твоей лаборатории?

– Погоди-ка… это ты намекаешь, что кто-то из наших, что ли? Так я тебе уже говорил… – начинал кипятиться Женя.

– Ты на дыбы-то не вскакивай… сразу-то. Рассуди логически. Я не говорю, что твои друзья склонны к совершению преступлений. Вовсе нет. Напротив, я первая готова верить, что все сотрудники вашей лаборатории – люди такой же кристальной честности и порядочности, как ты. Но подумай, сколько бывает ситуаций, когда что-либо исчезает просто по недосмотру. Вот эти вот ваши… образцы. Они охраняются как-то? Запираются на ключ, хранятся в сейфе… предусмотрено здесь что-либо подобное?

– Да, они находятся в специальном помещении, там поддерживается определенная температура… ну и прочие условия. Помещение запирается.

– А у кого ключи? – тотчас отреагировала я.

– У тех, кто работает с этими образцами. У меня, например.

– А кроме тебя еще много? Тех, кто работает?

– Да нет… Леха, Вадик… Толя еще. Все. Больше ни у кого нет.

– А ключи эти, вы их всегда с собой носите?

– Здрасте! Нет, конечно. Когда дежурим, берем у охраны, после смены сдаем.

– То есть постоянно они находятся у охранника внизу?

– Ну да. Когда получаем и возвращаем, расписываемся. У нас все серьезно.

– Не сомневаюсь. А вот ты говорил, что ключи имеют те, кто работает с образцами… А вот непосредственно в момент этой работы образцы, они ведь не находятся в специальном помещении? Правда? Они ведь, наверное, должны быть под руками?

– Ну да… – снова не понял Женя.

– Ну вот. И если в этот момент нечаянно зайдет кто-то посторонний…

– Ну, Тань, ты вообще… Кто здесь может зайти? Тем более посторонний. Сама же заходила, знаешь, как у нас строго.

– Но меня же вот пустили. Я – твоя знакомая. А у кого-то – еще какие-то знакомые…

– Ну… не знаю…

– Так вот как раз об этом я и хотела попросить тебя, Женечка. Как старого друга. Узнать. Поговорить с товарищами, порасспросить… Не работал ли кто в последние дни с легионеллами. Не приходил ли кто в гости… как раз в это время. На допросе такое не выяснишь, да и нет пока у меня оснований для официальных допросов… а в частной беседе… между делом, невзначай многое можно узнать. Ты вспомни о том, что человек умер, скорее всего, убит, убит тайно, подло, так, что не подкопаешься, и, возможно, ты – единственный, кто сможет пролить свет на все эти коварные козни и помочь найти убийцу.

Я вкладывала в свою речь весь свой энтузиазм и убедительность, и Женя заколебался.

– Ну… не знаю… наушничать…

– Да кто здесь говорит про «наушничать»? Помочь! Оказать содействие. Раскрыть преступление, наконец. Максимум, в чем окажутся виновны твои коллеги, – это невнимательность, а на другой чаше весов – человеческая жизнь. Подумай об этом.

На честном лице Жени отражалось борение самых разнообразных чувств и эмоций, но в конце концов победа осталась за мной.

– Хорошо, – произнес он таким тоном, как будто уже подписывал кому-то смертный приговор. – Что ты хочешь знать?

– Самую малость, – бодро и весело ответила я. – Кто с неделю назад или в районе того работал с легионеллами и был ли в это время в гостях кто-либо из посторонних. Вообще, не случалось ли каких-либо курьезов? В общем, что-то необычное. Из ряда вон выходящее, что могло бы навести на мысль. Уловил?

– Не совсем.

Куда уж!