Рецепт счастья от доктора Тины

Азарцев вышел из машины, открыл ворота и выехал со двора. Сбоку светлели церковные стены. Он машинально взглянул вверх – на колокольне темнел проем, в котором, он знал, висел колокол. Азарцев вернулся, чтобы запереть ворота. Поверх льда блестела под луной тонкая кромка воды. Он поскользнулся, чуть не упал, но удержался. Так куда ему теперь ехать? И вдруг ему до смерти захотелось увидеть свою бывшую клинику. Что в ней теперь? Он был готов ко всему – от публичного дома до супермаркета, но он страстно желал снова «пощупать» взглядом прекрасные пропорции дома, который он строил сам не так уж давно – какие-то четыре года назад. Он хотел только взглянуть, чтобы заново оценить правильность и красоту колонн, погрузиться в таинственную глубину каменной террасы, узнать, куда девались осколки разбитой головы каменной Афродиты, и посмотреть, горит ли в окнах свет… У него будто вынули внутренности, так ему было невмоготу сознавать, что все то, что образовывало смысл его жизни, теперь принадлежит чужому – и этот чужой, возможно, развалился сейчас в его кабинете и даже не вспоминает о нем, об истинном хозяине. А в холле, где раньше стояла золоченая клетка от пола до потолка с красивыми маленькими птичками, теперь, может быть, резвятся слуги этого чужого. И все-таки больше всего ему хотелось бы узнать, что теперь находится в той комнате, где раньше у него была операционная. Вот в ней, в этой комнате, он как раз и ощущал себя счастливым, потому что был одновременно творцом, властелином, слугой и рабом и все-таки в конечном счете оставался самим собой.

22

Тина весь день ходила по квартире и ждала Барашкова. Сенбернар Сеня вздыхал, гулял, лежал и следил за ней круглыми темными глазами из-под приподнятых белых бровей. Мышонок Ризкин шумно потягивал носом в сторону неизвестных картонных коробок, составленных у стены, а Тина ходила целый день, как автомат. Ей не терпелось включить компьютер. Нет, она, конечно, помнила про свои обязанности – мышонок получил свой кусочек сыра, натертую морковку и блюдечко молока, сенбернар был тоже вычесан, накормлен и выгулян. Но душой Тина сегодня была не с ними. Ее манили чернота и тусклый блеск экрана монитора, серебристые бока системного блока, клавиатура с рядами букв и цифр и даже старый красно-серый коврик, на котором лежала маленькая пластмассовая мышка.

– Формой действительно похожа на тебя, – сказала Тина, поднеся «мышку» к Ризкину. Мышонок вытянул черный нос, чихнул и спрятался в угол. Компьютерная мышка не произвела на него впечатления.

«Ну, куда же делся Аркадий?» – изнывала Тина от нетерпения. Ей хотелось как можно скорее усесться за письменный стол, уже с утра привезенный отцом, и застучать по клавиатуре. Она видела, как это делали множество людей – и в кино, и в жизни, и Тине казалось, что, если она вот прямо сейчас присоединится к их компьютерному сообществу, она что-то очень важное изменит в себе самой. Просто удивительно, почему она так долго молчала о своем желании сесть за компьютер? Она даже попробовала постучать по неподключенной панели клавиатуры, но удовольствия от этого не получила.

«А смогу ли я?» – думала она и сама же себя успокаивала. Не может быть, чтобы печатать на компьютере было сложнее, чем играть на рояле. А за роялем, вернее за пианино, Тина провела минимум восемь лет в детстве. Она посмотрела на свои пальцы. Странно подумать, что вот эти самые руки легко играли когда-то очень сложные произведения – ей казалось, что, сядь она сейчас к инструменту, не в состоянии будет сыграть даже гамму.

А раньше ведь она еще и пела! Теперь это казалось Тине просто анекдотом. Она попробовала голос – взяла две ноты. Опять всплыли в памяти экзотические птицы в золоченом вольере, краснорожий толстяк в белой манишке за роялем, жующие рты зрителей. Фу! Никогда она больше не будет петь.

Вот, наконец, долгожданный звонок. Это Аркадий! Она побежала к двери, перепрыгнув через лежащего на проходе Сеню. Она еще может прыгать? Умора. И как это она не запнулась?

Почему не слушаются пальцы, крутящие замок?

– Аркадий?

По тому, как он стоял, что-то пожевывая губами и не смотря ей в глаза, она поняла – компьютера сегодня не будет. И тут же мелькнула мысль: «Боже, она совсем забыла, что накануне они ждали Ашота!»

– Случилось что-нибудь?

– Случилось.

Она втянула Аркадия в квартиру:

– Что?

Он вошел, расстегнул плащ и, не снимая его, устало сел прямо в коридоре на тумбочку для обуви.

– Ну, говори же!

Он поднял на Тину измученные глаза:

– Гражданин Оганесян Ашот Гургенович, прилетевший вчера утром из Америки, вторые сутки не приходит в сознание у нас в хирургии после операции по поводу ножевого ранения грудной клетки с ранением легкого, кровотечением в плевральную полость со значительной кровопотерей. Кроме того, у него еще травма головы и глаза. – Барашков сжал кулак и грохнул по стене коридора так, что дрогнуло зеркало, висевшее на противоположной стене.

– Как? – Тина прижала руку ко рту.