Рецепты сотворения мира

Оказалось, что разгоняться до первой космической легко и приятно. Вспыхнуло бледное магниевое пламя. Так делали на заре кинематографа, изображая мгновенное перемещение. Мы вознеслись на орбиту и немного покрутились там, чисто для удовольствия. Потом бросили в топку еще одну стопку НФ, и Луна приняла нас на свою белую грудь. Лунные горы ослепляли, голубая лунная река стрекотала цикадой.

Мои спутники обрели красоту и молодость. Они стали черно-белыми, как в старом фильме, но это меня не касалось. Она попросила звать ее Электрой. Он сказал, что он – Том и в доказательство показал банджо. Черно-белая радуга соединяла их макушки. Надо было раскрасить ее вручную. Хорошо, что аптечка и беличьи хвосты всегда под рукой. Пестиком мы истолкли в тычинке красивые таблетки. Изумрудные, лазоревые, пурпурные, никому теперь не нужные. Но какой цвет! Какие линии! Чтобы мы не скучали, Том ударил по струнам со всей блюзовой силы, затянул песню на трех языках – русском, английском, эльфийском:

Черный воронThe carrion crowРиг де ролда да да да да да да.

Счастье было полным и глупым, как завсегдатай «Макдональдса». Лунная радуга и хорошая компания. Что еще нужно, чтобы остаться в вечности? Мы отлично провели вечность, нежась на белом грунте. Электра и Том рассказывали, как прекрасно быть мертвым, какая это гармония со вселенной, какое блаженное спокойствие охватывает, когда присоединяешься к большинству.

– И не нужно бриться, – подмигивал Том.

– Но как же, – спрашивал я. – Тихая радость дышать и жить? А любовь?

– Я не помню, – отвечала Электра. – Любовь была редкой гостьей на нашем пиру. Люба жила в Москве, приезжала редко, всегда была занята, потому что снималась в фильмах. Ей дали народную артистку, но это ее не радовало. Вечно в плохом настроении. Помнишь, какие открытки она присылала нам под конец?

– Я не помню, – отвечал Том. – Но у меня все под рукой. – Из чулана он достал коробку с надписью «Новогодние открытки» и начал читать:

«Галка, дорогие! Поздравляю, моя дорогая! Здоровья, радости и всего светлого! Если бы!?! Сколько можно писать и получать такое, что никак не сбудется. Привет Диме. Возили в Челябинск Инку. Постарела! Муж ее с тремя детьми оставил, женился на молодой и уже умер. Умер Тарковский во Франции. Галя, такая жизнь страшная, ни писать, ни говорить не хочется.

Мир этот бесконечен.

Он бесконечно обеспечен.Он печально хаотичен.В начале несомненно личен.В конце стандартно безразличен.На кой же черт он сдался мне?

Так писал Коля. Я ни во что не верю. Только природа красива, и когда это замечаешь – обретаешь силы. А творения рук человеческих – диву даешься, думаешь – а есть смысл? Отснялась в телефильмах „Деревня моего детства“, „Возрождение“, „Жизнь Клима Самгина“ – „Анфимьевна. Верую в любовь“».

– Коля был талантливый мальчик, – вздохнула Электра. – Рано пересек черту. Ты не бойся – все люди делают это.

– Я ему сочувствую. Хотя стихи – ужасные.

Вот этого не следовало говорить. Они разозлились. Лопнули струны банджо, полоски радуги смешались в серо-бурую муть. Том, отбросив бандуру, воскликнул, горестно кривя рот:

– Плохие новости, детка. Мы опять на Земле. Это Лунные горы. Ты слышишь звуки?

– Да, милый. Волосы шевелятся на голове и под мышками. Ветер дальних странствий приносит с невольничьих рынков запах бараньей похлебки и бла-бла-бла людских наречий. Мы у истоков Нила. Кто виноват, что так получилось?

– Он! – Том указал на меня. – Землянин. Дослужился до генерала и оживляет мертвых.

– Ты уверен? Но ведь я носила его на руках, баюкала и не спала ночами.

– А могла бы кинуть в реку Москву. Риг де рол! Давай кинем его сейчас. В Нил. Как Моисея.

– Нет-нет-нет! – взмолилась Электра. – Я тебя очень прошу. Давай оставим ребеночка.

– Но разве можно оставить его таким? – нахмурился он. – Это непедагогично. Что делать?

– Я знаю-знаю! – закричала она. – Мы сыграем свадьбу.