Ревизор Империи

Это был довоенный кабинет Сталина. Тысячу раз виденный Виктором в разных фильмах и на фотографиях, настолько привычный, что Виктор уже не хотел когда‑нибудь прийти туда на экскурсию. Казалось, что он полжизни провел здесь, глядя на полированные дубовые панели, зеленое сукно и пухлые валики кресел. Только лампа другая — бронзовая, с зеленым вытянутым рефлектором, как под люминисцентнную трубку.

И хозяин кабинета, стоявший напротив Виктора, был не Сталин. Высокий человек с лысиной и высоким ленинским лбом, ухоженными французскими усами от киношного Эркюля Пуаро и чуть всклокоченной раздвоенной бородой, изрядно раскрашенной пятнами проседи.

Это был Столыпин. Тот самый Председатель Кабинета и человек, о котором Виктор имел самые отдаленные представления. Берии в этом смысле повезло больше.

— Петр Аркадьевич, — после небольшой паузы ответил Радынов от двери, — мы еще не успели сообщить Виктору Сергеевичу его конспиративное имя. Точнее, имя его предшественника.

Чертовы проверки, подумал Виктор. Столыпин по внешности и сильному, сдержанному голосу напомнил ему актера Алексея Петренко. Кстати, Петренко играл Сталина, хозяина этого кабинета в его реальности. Мистика какая‑то.

— Кондратий Иваныч, — продолжал Столыпин, — мы тут наедине обсудим наши дела, а вы передайте секретарю, чтобы насчет чайку распорядились.

— А как же… — вырвалось у Радынова, но Столыпин сделал успокаивающий жест левой рукой.

— Пусть так, — ответил он. — На то есть воля провидения.

"Как‑то уже по гриновски начали говорить…"

А ведь у него не забрали браунинг перед встречей, подумал Виктор. И Столыпин хочет остаться с ним наедине, — а к тому времени даже в его реальности премьер стал объектом для покушений. Провоцирует? Хочет проверить, не является ли задачей Виктора убить Столыпина? Воля провидения… Считает, что если Виктор в него выстрелит, это и будет спасение России? Готов пожертвовать собой?

Белое кожаное кресло у стола мягко, как перина, обволокло тело. Столыпин остался стоять, медленно прохаживаясь у карты империи. В его движениях чувствовалось скрытое волнение.

— Виктор Сергеевич, — начал он, — с обстановкой вы в целом знакомы. Начну с главного: благодаря вашему коммунистическому предшественнику мы смогли понять, что Россия, вплоть до конца прошлого столетия стояла перед выбором двух ложных идолов. Первый идол — это западничество, когда считалось, что Россия отстала и должна слепо пройти тот же путь, что и Англия, Франция и Германия, невзирая на иные географические и исторические особенности. Никто не замечал, что приход цивилизации сплошь и рядом нес с собой не процветание, а катастрофы. Индия, страна, где земля родит в изобилии круглый год, где джунгли изобилуют добычей, тысячелетиями не знала голода. До момента, пока британцы не принесли туда цивилизацию! Испанцы, ступив на землю Америки, нашли там земной Эдем. Крестьяне нынешней Мексики устраивают голодные бунты в краях, где атцеки наполняли свои пирамиды золотом.

В дверь постучали. Худощавый молодой офицер вошел с подносом и расставил на столе чай в позолоченных подстаканниках, конфеты и фрукты. Как только за ним закрылась дверь, Столыпин продолжил свою речь.

— Признаюсь, и я когда‑то был очарован блеском цивилизации. Дрезден, Вильно, Ковно… Вы… Ваш предшественник дал мне понять простую истину: если реформы приведут к ухудшению жизни большинства подданных, то такие реформы не нужны.

"И это человек, который подавлял восстания крестьян. Что же мой двойник ему сказал такое?"

Виктор вдруг заметил, что Столыпин почти не двигает правой рукой. У Сталина левая рука, у этого правая. Зазеркалье.

— Слепое преклонение перед западом, — произнес Петр Аркадьевич чуть ли не сталинскими интонациями, — вело Россию к кровавой революции и гражданской войне. Но точно так же, к такому же трагическому финалу, привел бы Россию другой идол, славянофильство. Славянофильство, которое возводило в культ любое порождение стихий в российском обществе. Давая временные плоды, как при Александре Миротворце, оно понуждало тысячи людей бросаться в другую крайность, в слепую веру в просвещенную Европу. Это был тупик.

Столыпин отодвинул левой рукой кресло перед столом и присел.

Еще важный момент: похоже, он не курит, подумал Виктор. За чай браться не хотелось. Похоже, Председатель сейчас скажет что‑то важное.

— В девяносто восьмом году, — продолжал Столыпин, — меня внезапно вызвали в Петербург из Ковно и познакомили с вами… ну, вы понимаете. Не буду утомлять вас подробностями, да и время не терпит, к сожалению. Короче, ваш двойник сыграл роль в моей карьере, да и, пожалуй, в жизни. Я понял, что нет у меня права умирать, не попытавшись, не попробовав предотвратить той страшной беды, которая нависла над всеми нами. Двадцать лет я собирал лучшие умы России, чтобы они на ощупь искали третьего пути. То, что получилось — вы видите.

Он немного помолчал и добавил. — Жду вашей оценки.

Что бы у него спросить‑то, подумал Виктор. Оценки тут рано давать.

— Это верно, что Россия организовала революцию в Германии?