Ревизор Империи

— Милейший Виктор Сергеевич, государь здесь и в вашей истории — можно сказать, разные люди. Я не могу себе даже вообразить, чтобы наш государь, во время войны, на краю гибели Отечества, покинул свой пост и отрекся. Он бы что‑то сделал, не знаю, что, может, что‑то отчаянное, может быть, погиб — но даже смертью своей отодвинул бы Россию от пропасти. Ваш император, коли ваши историки не врут, просто бросил страну и проявил свою ничтожность. И ваш народ должен либо осознать свою ничтожность, либо попробовать разобраться в книгах и счетах, и распределить между слугами их обязанности. И научиться выслушивать верных слуг, когда они говорят не совсем приятные слуху вещи из чувства верности и желания защитить хозяина и его имущество.

"Надо полагать, ему бы больше понравилось первое", подумал Виктор. "Настоящий монархист".

— А как это согласуется с рыночной экономикой? — Виктору хотелось что‑то возразить, но в каком месте пробить эту железную логику, он не знал.

— Сударь, в том, что вы там называете рыночной экономикой, — Столыпин встал, и, сжимая кулаки заходил по кабинету, — три четверти вашего делового мира надо, как у вас там говорят, оптимизировать, а по — простому говоря — упразднить. Это не фабриканты, не скотопромышленники, не владельцы пароходных компаний, это ничто. Это ростовщики, спекулянты и маклеры! Это люди, которые мешают расти товарному производству, используя свое положения для взимания комиссионных, и придумывают для оправдания своего паразитизма эту вашу теорию постиндустриального развития, называя свой паразитизм сферой услуг.

— Так это что же, — возразил Виктор, — и нашу компьютерную фирму надо закрыть? Она тоже сфера услуг.

— Не надо. Вы так же полезны, как бригады путейских рабочих или паровозное депо, где исправляют больные машины. Вы, как говорят большевики, рабочая аристократия.

"Если бы еще в нашей России это понимали"

— Самое страшное, — продолжал Петр Аркадьевич, — что никакой попаданец вам не поможет. Но есть надежда, что пережив нашествие очередного смертельного врага, — а я не сомневаюсь, что и там, в вашем великом будущем, Россию не оставят в покое, — народ ваш возмужает, и распорядится своей властью, опираясь на столетиями накопленную мудрость. Иначе территория нынешней империи при торжестве демократии будет выглядеть из космоса, как страна багровых куч, покрытая заревами бессмысленных мятежей и племенных войн. Народ, движимый лестью и мелкими корыстными интересами, обретя подлинную власть, распадется на народцы, которые до бесконечности будут грабить, избивать и унижать друг друга, как мальчишки с соседних улиц.

— Не хотелось бы вновь нашествия.

— Ну — у — пробасил Петр Аркадьевич, разведя руками, — что вам сказать? Храни вас бог и здесь, и, если вернуться счастье выпадет — там…

15. Наймитник или отхожие работники отрываются.

— Утро доброе! Как вам ночь на новом месте? Собаки не шибко лаяли? — это были первые слова, которые Виктор услышал от ожидавшего его в гостиной Радынова.

"Подмосковная дача", где поселили Виктора, была вовсе не похожа на те прянично — кружевные домики, картинки которых не раз он находил в Инете. По виду в этой даче чувствовалось что‑то старое, довоенное: длинный, приземистый одноэтажный дом с мансардой, выкрашенный в зеленовато — серую и серо — коричневую краску в тон окружавших его сосен. Большие проемы окон и веранды, отражавшие голубое неб над вершинами деревьев, слегка пугали, словно с ними было связано что‑то не совсем приятное из детских воспоминаний; утреннее солнце разукрасило крышу и стены яркими желтыми пятнами. Только вот была она совершенно новенькой, свежей, как гимназистка перед свиданием, из комнат еще не выветрились запахи масляной краски, сосновой смолы и чистого лака, что смешивались с благоуханием хвойного леса с примесью дровяного дымка из кухни.