Ревизор Империи

Пройдя через калитку во двор, Виктор внимательно обошел вокруг дома. На заднем дворе висело белье, неуклюжим скворешником громоздился дровяной сарай, обшитый горбылем, и запах кухни смешивался с запахом выгребной ямы: канализация, похоже, была местной и вычерпывали ее ассенизаторы. На крыльце черной лестницы сидела рыжая полосатая кошка; заметив Виктора, она открыла глаза, приподнялась и просяще мяукнула. Виктор отрезал небольшой кусочек сала и положил перед животным; кошка внимательно обнюхала и жадно стала есть.

"Зашибись. Чего зря жрать не станет; стало быть, и людям можно. Только прожарить надо. "

Дверь отворилась, и на крыльцо вышла незнакомая Виктору женщина со слегка помятым, и в одном месте запаянным медным тазом; Виктор поздоровался, и, воспользовавшись случаем, проскользнул наверх.

В комнате уже сгустились сумерки. Лай собак и вечерняя перекличка петухов из форточки стали уже чем‑то привычным, словно бормотание приглушенного телевизора. Виктор снял стекло лампы, чиркнул спичкой; желтый огонек растянулся по щели. Осторожно поставив стекло на место, Виктор подкрутил фитиль, чтобы не коптило, и отправился на кухню жарить картошку.

Печатник, невысокий худой мужчина с прорезанным глубокими морщинами бледным лицом, перед уходом на службу мывший на кухне свою посуду, отнесся к новому жильцу совершенно безразлично, вместе бухануть не предлагал.

"Поели хлеба и колбасы" — в мозгу Виктора всплыла фраза из детской книжки "В стране невыученных уроков". "Тоже альтернативка" — хмыкнул он про себя. Запасливо отложив нетронутую половину провианта за окно на утро, он уже начал стелить постель, внимательно, насколько позволяло скудное освещение, рассматривая чистоту белья и наличие отсутствия посторонней живности, как в дверь робко постучали.

"Это не свои" — подумалось ему. "Из жильцов робких нет."

— Входите, не заперто!

Не успел Виктор закончит фразу, как в комнату влетела девушка и захлопнула за собой дверь. Невысокая (впрочем, все здешние дамы по росту напоминали вьетнамок), с темнорусыми волосами, сплетенными в косу на затылке а — ля Юлия Тимошенко, ямочками на щеках и небольшой родинкой над верхней губой, она имела внешность довольно незаметную и вместе с тем весьма приятную; пухлые губки ее были соблазнительно полураскрыты, она тяжело дышала, откинувшись на дверь за собой, словно желая сдержать ее своим телом, а зрачки в округлившихся глазах были расширены ужасом.

— Спасите, — прошептала она, пытаясь перевести дух, — укройте, меня, пожалуйста!

— Маньяк? — Виктор приблизился к девушке и, слегка подвинув ее трепещущее тело, закрыл кованую задвижку, похожую на сильно перекормленный оконный шпингалет.

— Кто? — не сообразив, спросила она, повернув голову к Виктору, отчего ее губы едва не коснулись его небритой щеки.

— Ну, пристает кто, или дружок гонится, или муж?

— Какой муж? Полиция. Сейчас здесь будет.

— Ого! Хипес, наводчица, мелкая кража?

На хулиганство и разбойные нападения это девица явно не тянула.

— Листовки. Спрячьте меня, сейчас они здесь будут.

Ну, вот и всплыл мертвец, подумал Виктор. Дешевая провокация. Улик нет, так решили взять с поличным.

— Уходите сейчас же. Через кухню черная лестница.

Девушка отчаянно замотала головой.

— Нет, нет, нет… Они знают. Там уже ждут.

— Ага, и куда я вас спрячу? В шкаф? Будут шмонать, найдут.

Откуда‑то снизу, с первого этажа, послышался звонок, потом громкий стук и голоса. Девушка рванулась вперед, и схватившись обеими руками за пиджак Виктора, повисла на нем.

— Спрячьте, христом — богом молю, защитите, они сейчас будут…

Она упала на колени и попыталась целовать руки Виктору, который с трудом пытался отстраняться. В ее голосе звучало неподдельное горе, из глаз покатились слезы, но она, не замечая их, пыталась припасть то к руке Виктора, то к его пиджаку.

— С ума сошли, станьте немедленно, хватит вытираться об меня… Они вас запомнили?

— Чего? — спросила она, продолжая всхлипывать.

— В лицо видели, внешность запомнили?

— Нет… Я сразу бежать… Со спины видели.

— Раздевайтесь и лезьте под одеяло.

— Вы что? — ахнула она, и ее красные заплаканные глаза расширились еще более.

— Раздевайся, лезь в кровать, дура! — драматическим шепотом повторил Виктор. — Потом все поймешь. Быстро!

Девушка, все еще всхлипывая, начала расстегивать какие‑то крючки на одежде. Виктор метнулся к комоду, дернул неподатливый ящик, и кинул на одеяло полотенце и чепчик.

— Этим вытрешься, это наденешь! Чтобы волос не видели!

В коридоре уже слышались стук и возмущенный грудной голос соседки древней профессии: "Я женщина законная, со шпаной не вожусь!"

"А в дверь стучат, а в дверь стучат, пока не в эту дверь…"

Он сбросил пиджак на стул и спешно начал расстегивать рубашку.

— Звать‑то тебя как?

— Фрося…

— Бурлакова?

— У нас бурлаков нет… Шашонковы мы.

В дверь забарабанили так, что щеколда чуть не отскочила.

— Откройте, полиция! — раздался сиплый высокий голос.

— Сейчас! Я одеваюсь!