Ревизор Империи

Ветер, развевавший занавески на окнах, донес знакомый запах железной окалины: это дышали огнем печи Арсенала, они горели днем и ночью, не имея ни сна, ни выходных. Центр фасада Литейного дома, прямо на месте нынешнего парадного крыльца, изуродовала какая‑то странная, толстая граненая труба; на самом здании не было бросавшхся в глаза белых пилястров. Зато рядом, на каменных заводских воротах, похожих скорее на триумфальную арку, висел циклопический, несуразно огромный двуглавый орел, напоминая о казенном собственнике завода.

Вместо Соборного моста на пути от Зарецкой слободы к Подолу в конце улицы показался Живой мост, полностью соответствующий своему имени: это был какой‑то жиденький настил, который нырял и качался на волнах от каждой проезжающей телеге так, словно по нему на полном ходу пролетал танк. Хлипкие перила из тонких жердочек на редких стойках ограждали пешеходов от водной стихии чисто символически, и, вдобавок, торчали только с одной стороны, где при падении могло затянуть под мост; с другой стороны, очевидно, спасение утопающих было делом самих утопающих. Для прохода судов сооружение, очевидно, разводили.

Автобус скрипнул тормозами и остановился на Соборной площади; водитель вышел и открыл дверь.

Первое, что поразило здесь Виктора — это шум; то был не привычный шум улицы или цоканье копыт. Казалось, что где‑то неподалеку идет большой митинг, или, скорее, начался бунт: нестройные крики людей сливались в монотонный рев, в котором можно было иногда уловить конское ржание. Внезапно до Виктора дошло, что это базар: если на маленьком бежицком продавцы могли говорить, лишь несколько повышая голос, то здесь толпа людей, собранная на берегу Десны под навесами, в палатках и лавках, глушила сама себя, и обратить внимание на товар, за неимением других средств рекламы, можно было лишь предельным напряжением связок. Он понял смысл выражения "Кричит, как базарная торговка"; базарные торговки кричат. "Базарить", "шумный базар"… все это просто надо однажды увидеть. Потом, к концу тридцатых, когда люди пройдут через войну и лишения, крик перестанет пронимать людей, и базары притихнут.

Мясные ряды оказались на месте и соблазняли прохожих жестяными вывесками. Возле кафедрального собора ожидал изукрашенный лентами и бумажными цветами нарядный свадебный кортеж. Ну да, двенадцатое Мая, Красная горка. Сезон свадеб открыт.

Напротив Базара по Московской выстроилась длинная вереница извозчиков с колясками на дутых шинах; кожаные верхи экипажей были подняты, и это почему‑то напомнило Виктору сериал о Шерлоке Холмсе. И еще бросались в глаза непомерно длинные, как в диснеевских мультиках, подымавшиеся выше крыш двухэтажных домов телеграфные столбы; фонарные, с большими жестяными тарелками наверху, лишь немного им уступали.

"Вот, оказывается, что значило — вымахал с телеграфный столб…"

Лавка Зимина оказалась рядом с остановкой — на Рождественской горе, в третьем доме снизу.

— Чего желаете осмотреть? Мы располагаем большим ассортиментом товаров для спорта, охоты и путешествий. Если не ошибаюсь, господин интересуется спортом? Футбол теннис, лыжи? Имеем большой выбор одежды и обуви…

У продавца был заметный польский акцент, и он не везде правильно ставил ударения.

— Мне порекомендовали ваш магазин, чтобы купить браунинг, — ответил Виктор, — вот разрешение.

— О, это хорошо, — обрадовался "торговец смертью", и его голливудская улыбка стала еще шире. — Господин отлично разбирается в оружии. Продукция фирмы Браунинг, как верная жена, никогда вам не откажет. Какую модель господин хотел бы иметь?

— А какие есть? — В своем воображении Виктор представлял только ту игрушку, которую ему вручила мадам Задолгова в далеком тридцать восьмом.

— У господина оформлено разрешение для людей на военной службе, поэтому можем предложить вам для выбора четыре модели. Первое — это модель девятисотого года номер один, обратите внимание, они сейчас недорого, всего двадцать рублей штука. Потом Браунинг — лонг товар завода Хускварна в Швеции, мощный, бьет далеко и точно. Есть карманная модель, ее часто берут цивильные граждане. Наконец, модель десятого года…

Изделие Фабрик Националь "за двадцать рублей штука" показалось Виктору каким‑то неказистым и неудобным. Следующий ствол никак нельзя было назвать "коротким": это было нечто среднее между вытянутым в длину ТТ и армейским кольтом. Прятать такую пушку в карман было так же бесполезно, как автомат Калашникова. Далее перед Виктором был выложен знакомый по соборной реальности дамский пистолетик, и он уже хотел произнести "Да, именно этот", но как раз в этот момент в руках продавца появилось нечто. Это нечто приковало к себе взгляд, и заставило тут же забыть еще не сказанные слова.

Сияющий блеском никеля пистолет чем‑то напоминал "Макаров"; весомый, и в то же время компактный, он привораживал к себе стильными, изящными линиями, за которыми явно проглядывалась боевая мощь. По сравнению со всем остальным, лежавшим в лавке, на Виктора смотрело подлинное совершенство и умоляло его взять.