Революция-20

Во время полета палуба, на которой стоял Ларкин, станет кормовой переборкой. К ней под передвижной приборной панелью крепились три кушетки, на которых астронавты будут лежать во время ускорения. Каждая кушетка оснащена микрофоном и подлокотниками со встроенным ручным управлением.

Повинуясь внезапному импульсу, Ларкин подошел и вытянулся на ближайшей кушетке.

Первоначальный страх отступил, юный Ларкин забрался внутрь инопланетного корабля и встал на ноги. Насчет приземления он оказался прав: летательный аппарат приземлился — или завалился позже — на бок. Прямо над головой он видел множество датчиков, циферблатов, заржавевших рычагов. Это, конечно же, панель управления. И расположение люка указывает на то, что догадка верна. Но Ларкин ошибся в другом: это не корабль. Летательный аппарат слишком мал; скорее всего, это эвакуационная капсула или спасательный шлюп. Сам же корабль, видимо, уничтожило излучение солнца.

Рядом с панелью управления он заметил небольшой треснувший монитор, похожий на телевизор. Обзорный экран?

Твердая, как камень, внешняя обшивка корпуса, по всей видимости, сделана из специального огнеупорного материала, а внутренняя часть капсулы и палуба— из стали или сходного металла. Ларкин сейчас стоял на стенке корпуса, так что палуба вздымалась перед ним вертикально. Наверное, двигатель скрыт за ней, больше его нигде не видно.

Он направил луч фонарика на кости пришельца. И снова ощутил страх. Усилием воли он заставил себя не отвернуться. Скелет лежал возле люка, вытянувшись во всю длину — или, точнее, высоту — капсулы. Ларкин видел раньше изображения скелетов, и в школе у них был один такой. Насколько он мог судить, этот не сильно отличался от человеческого. Полуистлевшие остатки одежды цеплялись за ребра, а на плюсневых костях и фалангах пальцев виднелось нечто наподобие кожи. Все вокруг было засыпано высохшим звериным пометом, а в грудной клетке скелета неизвестный предшественник кролика свил гнездышко из сухих листьев, травы и кусков ткани; там он долго обитал и даже вырастил потомство. Ларкин решил, что это из — за следов жизнедеятельности животных — по крайней мере, отчасти — в капсуле стоит невыносимый запах, из — за которого его едва не стошнило.

Люк, который астронавт — инопланетянин прожег своим оружием, находился рядом с большой бедренной костью скелета. А неподалеку обнаружилась и «лучевая пушка»: полусгнивший кабель соединял ее с небольшим насквозь проржавевшим цилиндром.

Только теперь Ларкин осознал, что в капсуле невероятно тесно. Пожалуй, это больше похоже на скафандр, нежели на спасательный шлюп. Скафандр, из которого его владелец не мог выбраться, защитный костюм, перечеркнувший свое главное предназначение. Конечно, совсем другая, но все же броня, наподобие доспехов конкистадоров — тех, что носил Бальбоа, переходя Панамский перешеек в стремлении увидеть Тихий океан, пока, наконец, не…

…Вгляделся вдаль с Дарьенского хребта,А там, о Бог! Его орлиный взгляд

Узрел простор, где царствует вода[9]

А если бы Бальбоа так и не удалось увидеть гладь Тихого океана? Какая горькая ирония! Если бы, как этот инопланетный «Бальбоа», конкистадор прошел свой мучительный путь лишь для того, чтобы погибнуть из — за доспехов, призванных служить защитой!

Но оставим лирику. Ларкин понимал, что сделал величайшее открытие, которое наверняка переполошит научную общественность, все еще решительно отрицающую саму идею существования жизни на других планетах. Дело было в пятидесятые, кругом только и разговоров что об НЛО. Небо, по слухам, так и кишело летающими тарелками, с которых спрыгивают зеленые марсиане. Готовя воскресные популярные приложения к газетам, журналисты сбивались с ног. Но, стоя возле костей погибшего пилота, Ларкин осознал еще одну истину: эта находка бесценна, и он никогда не отдаст ее на растерзание собакам. Фонарик в его руке мигнул. Ларкин никогда не испытывал теплых чувств к людям, к приятелям детских лет. Нет, он не расскажет никому. Даже родителям. Особенно родителям. Простые фермеры, они оба с грехом пополам окончили восемь классов. Увидев скелет собственными глазами, они нипочем не поверят, что это инопланетянин; более того, наверняка разозлятся, что Ларкин допустил такую мысль. Отец точно выйдет из себя. Он не любил Ларкина, постоянно обзывал обидными прозвищами. «Ты, незаконнорожденный ублюдок, а ну — ка, займись делом, принеси мне вон то! Или вот это!» Мать же относилась к сыну равнодушно. Ее вообще интересовал только телевизор.