Революция

Больше он не произнес ни слова. Мы подошли к двери больницы. Не выпуская моей руки, Хейден открыл дверь, пропустил меня вперед и сам вошел следом. Я чувствовала, что он напряжен. В больнице было шумно, стоял гул голосов. Чем ближе к месту, где Докк возился со своими пациентами, тем отчетливее становились возбужденные голоса. Пациентов было всего пять, с ранами разной степени тяжести. Докк сновал между ними. Хейден вдруг напрягся еще сильнее и зарычал. Я перехватила его сердитый взгляд. В углу, на койке, неподвижно лежал тот самый избитый, окровавленный грейстоунский парень.

– Хейден.

Я попыталась утихомирить его злость и слегка дернула за рукав, пытаясь увести в другой конец помещения. Но Хейден будто прирос к месту.

– Хейден, – повторила я.

Хейден вперился взглядом в своего недавнего противника. Грудь парня медленно поднималась и опускалась, но лицо было разбито до такой степени, что я не знала, переживет ли он ночь. Докк занимался своими людьми и к нему не спешил.

– Грейс, я не могу спокойно на него смотреть, – признался Хейден.

– Можешь. Он меня не покалечил.

– Дело не в этом, – процедил сквозь зубы Хейден.

– Хейден, посмотри на меня, – спокойно, но твердо попросила я. Он с неохотой повернулся ко мне. – Клянусь тебе: я совсем не пострадала. Пожалуйста, не думай об этом. Давай займемся твоей рукой.

Чувствовалось, в уме Хейдена и сейчас еще прокручиваются эпизоды поединка. Глаза из-под насупленных бровей смотрели зло и напряженно, дыхание было чаще обычного. Я крепко сжала его руку и потянула к себе, надеясь уговорить пойти со мной. Хейден нехотя подчинился и позволил увести себя в другой конец, где стояла единственная койка. Стеллажи и шкаф с лекарствами отгораживали ее от остального помещения.

– Садись, – велела я, подводя Хейдена к койке.

Он все с той же неохотой сел. Чувствовалось, он на пределе.

– Я сейчас принесу все, что нужно.

Хейден молча кивнул. Я покинула закуток. Увидев меня, Докк приветственно махнул рукой. Он заканчивал накладывать швы на чью-то рассеченную бровь.

– Ну вот и все, – сказал он пациенту. – Можешь идти домой.

Я мельком оглядела четверых оставшихся пациентов. Серьезно раненных среди них не было.

– Докк, моя помощь требуется? – спросила я, роясь в шкафу в поисках хирургической иглы.

– Лучше займись раной Хейдена, – посоветовал Докк. Он уже возился со следующим пациентом. – С этими я и сам справлюсь.

Я набрала все, что требовалось, и с полными руками вернулась к Хейдену, стараясь не смотреть на избитого грейстоунца.

Раненое предплечье Хейдена и кожа вокруг раны покрывала ярко-красная твердеющая корка, но кровь продолжала сочиться. Хейден все так же сидел молча. Наши глаза были почти на одном уровне. В темноте его состояние внушало мне меньше опасений, но сейчас, посмотрев на него при свете, я занервничала. Губы Хейдена почти побелели. Свалив принесенное на койку, я коснулась его запястья и прощупала пульс. Как я и ожидала, пульс был учащенным.

– Ты потерял много крови, – встревожилась я.

– Пустяки, – упрямо буркнул Хейден.

Не тратя времени на спор с ним, я приготовила все необходимое. Достав марлевую салфетку, я щедро плеснула на нее дезинфицирующим раствором и уже собиралась приложить к ране. Только сейчас я обратила внимание на его грязную, изорванную рубашку.

– Рубашку сними.

Хейден не спорил и даже не отбрыкивался от моей помощи. Я потянула рубашку вверх, обнажив его мускулистый живот. Хейден вытащил здоровую руку из рукава, после чего я помогла ему снять рубашку через голову, освободив раненую руку. На груди, в нескольких местах, темнели кровоподтеки, на которые он даже не взглянул.

Хейден молчал, напряженно следя за каждым моим движением. Этот взгляд я чувствовала кожей, когда подносила салфетку к ране. Воздух вокруг нас трещал от напряжения, но этого я старалась не замечать.

– Будет немного жечь, – предупредила я, мельком взглянув на Хейдена.

– Пусть, – только и ответил он.

Я приложила мокрую салфетку к раненому месту, удаляя грязь и засохшую кровь. Хейден, конечно же, чувствовал жжение, но продолжал сидеть молча и ни разу не дернулся. Очень скоро белоснежная марля стала темно-красной. Мне понадобилось еще четыре салфетки, прежде чем я сочла дезинфекцию удовлетворительной. Порез оказался на удивление ровным, что облегчало мне задачу. Зашивать рваные, зигзагообразные раны куда сложнее.

Совсем недавно я вот так же промывала его раны. Но тогда все ограничивалось содранной кожей на костяшках и несколькими мелкими порезами.

– Ты как себя чувствуешь? – спросила я.

– Нормально.

Я потянулась за пузырьком и шприцем.

– Это что за лекарство? – насторожился Хейден.

– Лидокаин. Местное обезболивающее. Тебе будет легче, когда я начну накладывать швы.

– Побереги, – замотал головой Хейден, протягивая ко мне здоровую руку.

– Но, Хейден…

– Пойми, это редкое средство, – гнул свое мой пациент. – У нас его мало осталось.

– Понимаю…

– Вот и не трать на меня.

– Но…

– Не трать это лекарство, – твердо повторил он.

Хейден забрал у меня пузырек и положил с другой стороны, чтобы я не дотянулась.