Читаем Революция и семья Романовых полностью

Как не мощна была российская контрреволюция, весной и летом 1918 г. ее лагерь серьезно ослаблялся внутриполитическими и внешнеполитическими разногласиями. С точки зрения внутриполитической главная линия раздела проходила в вопросе об Учредительном собрании. Эсеры, меньшевики и энесы (в марте 1918 г. создавшие межпартийное объединение «Союз возрождения») с теми или иными вариациями выступали за реставрацию Учредительного собрания, распущенного в январе 1918 г., и за создание именно им будущей власти. Это ставило их (преимущественно эсеров, имевших «наибольшее влияние в крестьянских массах и являвшихся наиболее «боевитыми») во главе мелкобуржуазной, так называемой «демократической» контрреволюции, которая, признавая Февраль, отвергала Октябрь. Монархисты и повернувшие к монархизму кадеты (объединившиеся в «Правом центре») отвергали правомочность этого Учредительного собрания, выдвигали лозунг контрреволюционной военной диктатуры с последующим восстановлением монархии. Этот лозунг находил полную поддержку в буржуазно-помещичьей среде, для которой неприемлем был не только Октябрь, но и демократические завоевания Февраля.

Объединяло эти «две контрреволюции» не одна лишь ненависть к Советской власти и большевизму, но и более конкретная причина – та реальная, боевая сила, на которую они могли поначалу опереться: в основном монархически настроенное белогвардейское офицерство. В «демократическом» варианте контрреволюции оно готово было поддержать даже эсеров, имея в виду сказать свое «слово» впоследствии. В буржуазно-помещичьем варианте контрреволюции существовало почти полное политическое слияние монархистов и кадетов с белогвардейской офицерской массой.

С точки зрения внешнеполитической линия раздела проходила между германофилами, искавшими политической и военной поддержки в борьбе с Советской властью у Германии, и антантофилами, в той же борьбе ориентировавшимися на бывших союзников России по мировой войне.

Германофильские настроения наиболее полно выражал монархическо-кадетский «Правый центр»; антантофильские – эсеро-меньшевистский «Союз возрождения» и с лета 1918 г. – кадетский «Национальный центр».

В соответствии с классово-политической программой и внешнеполитической ориентацией произошло и географическое размежевание контрреволюционных сил.

Германофильски настроенные монархисты из «Правого центра» и близких к нему групп и организаций, естественно, устремились в западном направлении, на территорию, которая по Брестскому миру вошла в оккупационную зону германских войск. Антантофилы (меньшевики, эсеры и кадеты) потянулись на север, восток и юг, где ожидалась союзническая интервенция.

О политике, которую Германия после Бреста проводила по отношению к России, мы уже писали: отражая борьбу двух «германских партий» в русском вопросе (стоявшей за сохранение «завоеваний Бреста» и стремившейся на «основе Бреста» к свержению Советской власти), эта политика была как бы «двухколейной». Поддерживая отношения с Советским правительством, Германия в то же время исподволь искала и сколачивала те контрреволюционные силы, с помощью которых она намеревалась восстановить в России нужный ей «порядок».

Германские военные, политические и дипломатические представители искали и поддерживали сторонников такого «порядка» практически на всем протяжении своей оккупационной зоны – от Прибалтики и северо-запада России до юга Украины, Донской области и Крыма. Но политическим центром их сосредоточения весной и летом 1918 г. стала Украина, точнее сказать, Киев. И выбор этот не был случайным. Напомним лишь основные факты, хронологически несколько отойдя назад.

В начале февраля 1918 г. советские войска освободили Киев, буржуазно-националистическая Центральная рада бежала. А в это самое время в Брест-Литовске ее делегация подписала мирный договор с кайзеровской Германией! ЦИК Всеукраинского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов немедленно направил в Брест свою делегацию, уполномоченную заявить, что все обязательства свергнутой Рады не признаются украинским народом и установленной им Советской властью, что ее делегация будет действовать совместно с общероссийской делегацией Совета Народных Комиссаров.

Немцы, конечно, отказались признать советскую украинскую делегацию: достаточно сказать, что по мирному договору с Радой Германия должна была получить миллионы пудов хлеба и другого продовольствия. Со своей стороны беглая Центральная рада обратилась к Германии с призывом помочь восстановить ее власть штыками. «Мы собираем новые силы, – говорилось в этом обращении. – В этой тяжкой борьбе за наше существование мы ищем помощи. Мы глубоко уверены, что немецкий народ, любящий мир и порядок, не отнесется равнодушно к нашей беде и немецкая армия своим наступлением поможет защитить наши северные границы от дальнейшего нашествия врага…»[632]

В середине февраля германские и австро-венгерские войска вместе с отрядами Центральной рады двинулись на Украину. Советские войска оказывали героическое сопротивление, но силы были неравны[633].

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Повседневная жизнь советского разведчика, или Скандинавия с черного хода
Повседневная жизнь советского разведчика, или Скандинавия с черного хода

Читатель не найдет в «ностальгических Воспоминаниях» Бориса Григорьева сногсшибательных истории, экзотических приключении или смертельных схваток под знаком плаща и кинжала. И все же автору этой книги, несомненно, удалось, основываясь на собственном Оперативном опыте и на опыте коллег, дать максимально объективную картину жизни сотрудника советской разведки 60–90-х годов XX века.Путешествуя «с черного хода» по скандинавским странам, устраивая в пути привалы, чтобы поразмышлять над проблемами Службы внешней разведки, вдумчивый читатель, добравшись вслед за автором до родных берегов, по достоинству оценит и книгу, и такую непростую жизнь бойца невидимого фронта.

Борис Николаевич Григорьев

Детективы / Биографии и Мемуары / Шпионские детективы / Документальное