Революция консерваторов. Война миров

Да, конечно, кое-кто может сказать, что тут-то и придет Господь и поразит тех, кто посмел столь радикально вмешиваться в его замысел. Отлично. Может быть, и придет. Вот только факты прихода Господа хоть и зафиксированы, но в уже весьма далеком прошлом, и это отнюдь не означает, что подобное случится снова. Не буду, впрочем, обижать чувства как верующих, так и неверующих, — как только начинаешь говорить на эту тему, возникает ощущение, что поблизости сразу вырастает тень Милонова под руку с Поклонской и раздается крик, что ты оскорбил на всякий случай сразу всех.

Однако, как бы то ни было, мы имеем дело с новой данностью. Понятно, что все человечество не может так жить. Тогда очевидно, что гигантский разрыв, который существует уже сейчас между беднейшими слоями населения Азии и Африки и, скажем, средним классом Европы и Америки, достигнет таких масштабов, что возникнет вопрос — а это вообще одни и те же люди? Это один и тот же биологический вид? Мы по-прежнему можем называть этих новых людей homo sapiens или все-таки придется вводить новую категорию?

Притом эти утонченные должны же как-то зарабатывать. А зарабатывать они могут только за счет того, что постоянно что-то продают — будь то сжиженный газ или человеческие пороки во всем их многообразии. Так или иначе, они должны постоянно воспроизводить систему, в которой всегда есть кто-то потребляющий. Постоянно должна поддерживаться атмосфера потребления, страстного желания дотянуться. Это все, если угодно, бусы для туземцев — набор бус все время должен предлагаться и все время обмениваться на золото и драгоценные камни.

Россия, очевидно, не хочет идти по этому пути — это видно по тому, как упорно она сопротивляется всем попыткам затянуть ее туда. Сейчас нам пытаются объяснить, что мы должны по-другому относиться к правам сексуальных меньшинств, причем речь идет уже не просто о правах, а о том, что в принципе нет никакой разницы. Но у каждого русского человека — и русский здесь не национальность, а, скорей, категория принадлежности к государству и культуре, — эти призывы вызывают подспудное недоверие. «Постойте, — говорим мы, — это ненормально. Это не одно и то же».

И вот эти представления, заложенные в нас на каком-то глубинном, чуть ли не генетическом уровне, пока никак не удается изменить извне. Мы по-прежнему не верим в родителя номер один и родителя номер два. Мы по-прежнему остаемся «дикими». Но это значит, что невольно мы продолжаем оставаться страшно раздражающим фактором для мира, в котором господствуют идеологемы рынка и Homo Deus.

Это раздражение во многом обусловлено еще и тем, что мы, двигаясь по совершенно иному пути, который выглядит в глазах наших заклятых друзей на Западе, как путь традиционализма и, если угодно, византийства, умудрились еще создать оружие такого уровня, что можем их в любой момент уничтожить. Если бы этого оружия у нас не было, они бы уже давно нашу проблему решили — достаточно посмотреть на Югославию или любую другую страну из тех, что в недавнем прошлом исчезли с карты мира, которые раздербанили и заставили отдельными фрагментами принимать чуждую им культуру.

Нет, конечно, остается Турция, которая 25 июня 2017 года совершенно недемократично расстреляла гей-парад резиновыми пулями. Притом турецкая полиция объяснила это совершенно гениально, сказав, что поступила так для того, чтобы представители ультраправых течений не напали на демонстрантов и не причинили кому-нибудь из них увечья. Так что полицейские поступили мудро и превентивно разогнали парад сами.

Все дело в том, что есть культурные коды, которые пока не удается взорвать. Ведь и в Америке традиционные культурные коды взрывались медленно — хотя в конечном счете это и удалось сделать. В России пока попытка взорвать наш культурный код все время утыкается в непонятное для Запада упорство. И, как ни странно, чем дольше нам объясняют, что надо быть толерантными, демократичными, либеральными, уважать права меньшинств и т. п., тем настойчивей мы говорим:

— Слушайте, ребята, мы ваши права, конечно, уважаем, но есть грань — к детям не лезьте!

— Ага, — кричат нам, — это значит, что вы стигматизируете особенности этих людей! Вы их загоняете в положение, когда они страдают! Не хотите признать их равенство!

— Ну погодите, — отвечаем мы, — тогда что получается, главный гомофоб — Господь, что ли? Он, что ли, в этом плане плохой? Мы же вас не трогаем, делайте что хотите. Но так уж получилось, мальчик есть мальчик — если у вас есть сомнения, снимите штанишки и посмотрите. Есть некоторые бесспорные, хотя и отнюдь не выдающиеся, свидетельства принадлежности к мужскому полу, по крайней мере в биологическом смысле. И есть девочки — можете провести ту же проверку.