Революция муравьев

Он расслышал глухой шум, как будто где-то открылся маленький люк. На всякий случай он вытащил револьвер, огляделся и обошел пирамиду кругом.

Ощущение стальной рукоятки придавало ему уверенности. Но револьвер не давал ему никаких преимуществ – он даже был помехой. Притуплял бдительность. И Максимилиан не уловил жужжание у себя за спиной.

Жжж… Жжж…

Он не почувствовал и легкого укола в шею за мгновение до этого.

Он сделал еще три шага – широко раскрыл рот, но не издал ни единого звука. Глаза у него выкатились. Он рухнул на колени, выронил оружие и растянулся во весь рост головой вперед.

Перед тем как закрыть глаза, он увидел два солнца – настоящее и то, что отражалось в зеркальной стене пирамиды. Веки будто налились свинцом – и упали, точно тяжелый театральный занавес.

55. Их легионы

Саранчовое море все прибывает.

Скорее, скорее что-нибудь придумать. Муравью, чтобы выжить, всегда приходится придумывать что-нибудь необычное. Хватаясь за кончики самых высоких веток черничного куста, тринадцать муравьев сближаются и сцепляются усиками. Их коллективный разум мечется между состоянием паники и желанием убивать. Кое-кто из них уже смирился со смертью. Только не 103-й. Возможно, он нашел выход – в проворстве.

Панцири саранчи внизу сливаются в один бескрайний ковер – и поверх него можно пробежать как по подстилке, правда, если бежать довольно резво. Переправляясь как-то через реку, старый воин видел, как иные насекомые шустро бегают по водной глади, не проваливаясь под воду, а отталкиваясь от нее лапами.

Идея кажется совсем уж несуразной: ведь саранчовые спины совсем не похожи на гладь реки. Но поскольку других предложений ни у кого больше нет, а куст под натиском саранчи уже начинает сгибаться, муравьи решают рискнуть – была не была.

103-й бросается вперед первым. И мчится по спинам саранчи так проворно, что та не успевает опомниться. Во всяком случае, саранчовые особи так заняты обжорством и совокуплением, что почти не замечают, что у них по спинам что-то прыгает.

Двенадцать молодых муравьев следуют за старшим. Они выписывают зигзаги меж торчащих усиков и коленчатых суставов саранчи. В какое-то мгновение 103-й поскальзывается на ходящем ходуном панцире, но 5-й тут же подхватывает его за край переднеспинки. Белоканцы несутся вперед что есть мочи, но им еще бежать и бежать.

Вокруг, куда ни глянь, сплошные саранчовые спины. Целое озеро, нет, море, океан саранчовых спин.

Рыжие муравьи несутся по волнам этого великого моря. Кругом все шевелится. С обеих сторон валятся кусты, срезанные челюстями саранчи. Орешники и смородина сгибаются под живым всесокрушающим дождем.

Наконец муравьиный отряд различает далеко впереди спасительные очертания больших деревьев. Они громоздятся неприступными башнями – такие прожорливой саранче нипочем не одолеть. Саранчовый поток замирает перед этими властителями растительного мира. Еще чуть-чуть – и муравьи окажутся под их защитой.

Ну вот! Добрались! Разведчики кидаются к длинной низкой ветке и спешно взбираются на нее.

Спасены!

Мир в мгновение ока становится прежним. Как приятно снова ступить лапкой на твердую древесину после столь долгих блужданий по песчаным озерам и оголтелой скачки по саранчовым спинам!

Муравьи подбадривают друг дружку, делясь лаской и пищей. Они приканчивают отбившуюся от стаи кобылку и поедают ее. С помощью уловителя магнитных полей 12-й определяет их положение и место, где находится великий дуб. И муравьиный отряд вскоре отправляется в путь. Дабы не спускаться на землю, где возле корней деревьев все еще копошатся полчища саранчи, муравьи передвигаются ве́рхом, перебираясь с ветки на ветку.

Наконец перед ними вырастает громадное дерево. Если большие деревья – башни, то великий дуб – самая широкая и высокая из этих башен. Ствол его до того широк, что кажется плоским. А крона расположена так высоко, что заслоняет небо.

Тринадцать муравьев ступают по толстому бархатистому ковру из лишайников, облепивших северную сторону великого дуба.

Среди муравьев ходят слухи, будто великому дубу двенадцать тысяч лет. Это много. Но он и впрямь необыкновенный. В каждой клетке его коры, листьев, цветов и желудей таится жизнь. У его подножия белоканцы сталкиваются с разнообразной дубовой живностью. Сигаровидные долгоносики сверлят хоботками дыры в желудях и откладывают в них яйца размером в миллиметр. Шпанские мухи с отливающими металлическим блеском надкрыльями обгладывают пока еще мягкие побеги, в то время как личинки дубового усача прогрызают ходы в сердцевине коры. А гусеницы бабочек-пядениц знай себе толстеют в свернутых трубочкой листьях, куда их упаковали родители.

Чуть поодаль гусеницы дубовых листоверток раскачиваются на кончиках нитей, силясь добраться до нижних ветвей.

Муравьи перегрызают эти оттяжные тросики и без лишних церемоний поедают гусениц. Когда пища свисает с веток, нет причин от нее отказываться. Тем более что дерево, умей оно разговаривать по-муравьиному, непременно сказало бы им спасибо.