…Недостаточное знание собственно анархистских источников естественным образом принуждало лидеров и идеологов КАС прибегать к «чуждым», то есть неанархистским источникам. Помимо народников (особенно П. Л. Лаврова), которые изначально пользовались большим авторитетом в кругах «Общины», интенсивно привлекались тексты марксистов всех направлений: начиная с Маркса и Троцкого и кончая лидерами западной социал-демократии Отто Бауэром и Карлом Каутским, а также тексты эсеров, в первую очередь В.М. Чернова. Здесь путаница у А. Тарасова продолжается, но дело даже не в этом. Выясняется интересная концептуальная особенность этого автора. Он полагает, что взгляды общественных деятелей могут только заимствоваться, и при этом должны заимствоваться из «своего источника». У коммуниста — из коммунистического, у либерала — из либерального, у анархиста — из анархического. Если человек пришел к каким-то выводам самостоятельно или заимствовал мысль у «не своего» автора, это говорит о его ущербности. Бедный А. Тарасов. Похоже, он всю жизнь питался задами чужих теорий узкого коммунистического спектра от ленинистов до «новых левых» коммунистов.
Что касается «узости базы», то А. Тарасов нам льстит. Похоже, ни у одного из героев его повествования нет такой широкой «базы», которую он здесь описал. Кто из лидеров общественных организаций в 80-е гг. (когда литература еще не была особенно доступна) читал авторов в спектре от Чернова до Неттлау и от Гильома до Каутского? Анархо-синдикалисты 20-х гг. нами были освоены (ниже А. Тарасов признал, что ему это известно, так что здесь он просто кривит душой). Общее представление об анархизме мы черпали из Бакунина и Кропоткина. Но круг нашего чтения не определялся партийными рамками. Если кратко перечислить круг авторов, оказавших на нас наибольшее воздействие, то надо назвать К. Маркса (особенно раннего), М. Бакунина, Я. Корнея, М. Ганди, В. Чернова, Я. Новомирского, О. Тоффлера и Э. Бернштейна (двое последних — в пересказе). На неанархический характер части этих авторов нам было «начхать». В пересказе пользовался популярностью Г. Маркузе. Когда я в 1990 г. познакомился с его оригинальными текстами, то был сильно разочарован марксистским догматизмом этого автора. В 1990 г. воздействие на наши взгляды оказал Э. Фромм. Годвина, как и Штирнера, мы первоначально относили к либералам. В любом случае его взгляды (в довольно адекватном пересказе) воспринимались как сильно устаревшие. Оценка Годвина как не анархиста присутствует и в современной литературе, но сейчас я с ней уже не согласен.
Анархисты первой трети века читались довольно активно (потом по некоторым из них я даже написал диссертацию), но уровень анархистской мысли этого периода мы не считали высоким и почти ничего не заимствовали. Фактически признав отсутствие такого заимствования, А. Тарасов по ходу разрушил свой миф о том, что идеологи КАС находились на уровне развития теории начала века (этот миф он заимствовал у С. Фомичева).
Упоминание Каутского, Троцкого и Лаврова в качестве нашей теоретической базы связано с грубой методологической ошибкой А. Тарасова — он путает привлечение высказываний и статей в целях агитации с «теоретической базой» и теоретическими источниками. Лавристами мы не были, зато процитировали красивую фразу этого автора в нашей декларации.