Наконец, последним важным компонентом идеологии «новых левых» является представление о паразитическом характере современной буржуазной цивилизации, развивающейся за счет формирования «капиталистической периферии», то есть зон так называемого зависимого капитализма. Эта концепция воспринята «новыми левыми» — частью через посредство видного американского социолога и политолога (в 60-е гг. одного из лидеров бунтующих студентов) Иммануила Валлерстайна — у леворадикальных латиноамериканских экономистов и социологов: Андре Гундера Франка, Фернанду Кардозу, Маркоса Каплана, Родольфо Ставенхагена, Орландо Фалье Борда и др., но наибольшее воздействие на «новых левых» оказал бразильский социолог Теотониу Дус Сантус. Т. Дус Сантус на большом фактическом материале латиноамериканских стран доказывал, что развитые западные страны сознательно консервируют экономически отсталые механизмы и институты в странах третьего мира (а иногда даже искусственно насаждают их) и используют третий мир как поле для эксплуатации устаревших технологий. Т. Дус Сантус, так же как, например, Р. Дучке, отождествил буржуазную демократию с «фашизмом», но по другому принципу: с его точки зрения, современный капитализм — это «колониальный фашизм», при котором первый мир выступает в качестве «коллективного фашиста» по отношению к третьему.[467]
Отдельные группы «новых левых» могут быть также носителями и других идей или комплексов идей, набор и разброс которых чрезвычайно велик («сексуальная демократия», «самоуправление трудовых коллективов», «зеленая революция», «мистический революционаризм», «мировая пульсация», отдельные положения структурализма, постструктурализма, ситуационизма, шизоанализа и т. п.), что естественно в условиях идейного эклектизма «новых левых», однако такие варианты являются уже проявлением couleur locale у «новых левых».
Еще сложнее ситуация с описанием идеологии анархистов. Анархизм никогда не был цельной и единой идеологической системой. Даже в области философских основ разные классики анархизма опирались на разные философские школы: на кантианство, на гегельянство, на позитивизм. Сегодня же российские анархисты оказались де-факто в ситуации отсутствия собственно анархистской идеологии.
Еще в период 1987–1993 гг. анархистские организации в СССР/России более или менее обоснованно считали себя последователями тех или иных анархистских классиков и течений анархистской мысли: анархо-синдикалисты («Община»/КАС) считали себя последователями М. А. Бакунина (хотя тот, конечно, не был анархо-синдикалистом), анархо-коммунисты — П. А. Кропоткина, анархо-индивидуалисты — М. Штирнера и т. д. Но к 1997 г. сложилась удивительная ситуация, когда анархистские идеологические построения оказались в России до такой степени «размыты» воздействием других течений социалистической мысли, что почти все анархистские организации в России уже не являлись в идеологическом отношении подлинно анархистскими, хотя многие их члены, видимо, этого не осознавали. Наибольшему идейному воздействию анархисты подверглись, как уже говорилось, со стороны идеологии «новых левых». В результате Инициатива революционных анархистов (ИРЕАН), Федерация анархистов Кубани (ФАК), Самарский анархо-коммунистический союз (САКС), «Хранители Радуги» и другие группы превратились, по сути, в организации «новых левых», по недоразумению называющих себя «анархистами». Эти организации, да и практически все анархистское сообщество России, восприняли основные идеологемы «новых левых»: контркультуру, «Великий Отказ», «сексуальную революцию», освобождение воображения, Революцию Сознания, прямую демократию, репрессивную толерантность, отождествление парламентаризма с авторитаризмом и т. д. Даже взгляды анархистских классиков воспринимаются современными российскими анархистами в последние годы через призму «нового левого» сознания»,[468]
что, впрочем, является интернациональной тенденцией.[469]